В.З. Демьянков

ВЫДЕЛЕННОСТЬ vs. СУЩЕСТВЕННОСТЬ (РЕЛЕВАНТНОСТЬ)

http://www.infolex.ru

Электронная версия статьи:

Демьянков В.З. ВЫДЕЛЕННОСТЬ vs. СУЩЕСТВЕННОСТЬ (РЕЛЕВАНТНОСТЬ) // Краткий словарь когнитивных терминов / Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Под общей редакцией Е.С. Кубряковой. М.: Филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. С.22-25.

Выделенность vs. существенность (релевантность) (salience vs. relevance) – понятия, получающие различные характеристики в разных когнитивных теориях, принимающих, что в центре внутреннего мира каждого человека находится он сам, а мир воспринимается как межсубъективная действительность. "Прорезь", через которую человек рассматривает "мир", также входит в состав "биографической ситуации", включающей запас знания субъекта: что тот предполагает, какова его мотивация и само действие в социальном мире (т.е. в совокупности предшественников, современников, "сообщников" в широком смысле слова – "consociates" – тех, с кем у человека общим является пространство и время – и преемников), – все зависит от логически увязанной системы "релевантности", которой человек руководствуется в своей жизни [Natanson 1986, с.8].

Общие принципы релевантности определяют, что является в конкретном случае существенным и/или проблематичным фактом и к каким "простым" данным этот проблематичный факт должен быть сведен [Haas 1966, с.116]. Действия же трактуются в соответствии с различными субъективными системами релевантности. Однако дополнительно к этому, социальные действия оцениваются и в соответствии с институционально обусловленной релевантностью [Luckmann 1981, с.521]. (О понятии релевантности в семиотике культуры см. [Eco 1981, с.181], где отмечается выдающийся вклад в эту область Р.Якобсона, приложившего лингвистические критерии релевантности к описанию музыки, фольклора, фильма и т.д.)

Благодаря знанию системы релевантностей мы говорим и интерпретируем речь, несмотря на неувязки, прерывания, поправки, комментарии в сторону: собеседники в каждый момент знают, где остановились, способны восстановить неявные анафорические связи, воспринимать дейксис и устанавливать степень существенности относительно того реального мира, в котором общение происходит [Polanyi 1985a: 306]. По [Ogden, Richards 1927, с.76], понятие, идея, соображение или опыт релевантны для интерпретации, если входят в состав психологического контекста, соединяющего воедино другие контексты в соответствии с конкретной интерпретацией. От этого контекста зависит и истинностная оценка высказываний. Так, по [Strawson 1964a: 97], предложения типа Нынешний король Франции лыс допускает много истолкований относительно того, о чем они (о лысости, о том, какие великие люди лысы и т.п.), не всегда исключающих друг друга в конкретной ситуации. Ложным оно является, если релевантной считается "голая реальность".

В соответствии с максимой релевантности П.Грайса (Говори по существу, т.е. только то, что относится к делу), выбор формы выражения говорящим зависит от того, что считается релевантным. Несущественно же в особенности [Heringer 1984, с.35] все, что слушающий уже знает или может узнать, исходя только из уже известного ему, и все, что не играет никакой роли.

На основании этой же максимы можно сформулировать законы употребления и понимания речи. В частности, поскольку формулировка пословиц часто звучит совершенно несвязанно с предшествующим дискурсом, иногда даже в ином стилистическом регистре, интерпретатор настораживается: раз все сообщаемое релевантно, значит и эта несуразица кажущаяся и следует "копать глубже" [Green 1975b: 235], доискиваться до менее очевидных интерпретаций.

В область антропологически релевантных значений входит, по [Ballmer 1987, с.39], все, что может и должно быть выразимым языком, что задает границы выразительности человеческого языка. Это "семантическое пространство" задает иерархию релевантности значений. Отсюда еще одна трактовка "принципа релевантности": чем более "существенно" значение, тем более кратко оно выражается. Впрочем, при таком понимании самые релевантные значения должны быть и наиболее краткими, в граничном случае, равняться нулю – т.е. о них следует молчать. Это свидетельствует о проблематичности такого подхода.

С другой стороны, интерпретация высказывания (т.е. пропозициональное содержание и его контекстные последствия) меняет контекст, в котором интерпретируются последующие высказывания. При этом формируются представления интерпретатора о существенности различных деталей [Blakemore 1989, с.22]. Эта интерпретация сопровождается конструированием презумпций, вносимых в контекст и комбинируемых с пропозициональной формой воспринимаемой речи. Контекстная информация не задана независимо от речи и не накапливается по ходу дискурса сама по себе, а является результатом конструирования как неотъемлемой части интерпретации высказываний. Само же содержание предложений недоопределенно в отношении пропозиционального их содержания. Конструирование презумпций и установление того, какое пропозициональное содержание выражено предложением, а также последующее получение дедуктивным путем контекстных импликаций протекают в соответствии с релевантностью [Kempson 1984, с.4].

Совокупность когнитивных операций, осуществляемых индивидом над текстом, приводит к результату, который можно рассматривать, по [Schmidt 1986, с.88-89], на трех уровнях:

- пропозициональном (традиционное название – "значение" текста),

- аффективном,

- уровне практической значимости для жизни (насколько важен данный текст).

В работе [Jucker 1995, с.124] выдвигаются три положения, первое из которых лежит в основе теории релевантности, а остальные два вытекают из первого:

1. Значение предопределяется формой высказывания. Полный потенциал значений реализуется только при интерпретации слушающим.

2. Дискурс – процесс, а не завершенный продукт и протекает при наличии как минимум двух участников, интерпретирующих высказывания друг друга и совместными усилиями разрабатывающих структуру дискурса в каждый данный момент, "договариваются" (negotiate) о ней.

3. Такие свойства дискурса, как коннекторы (союзы), существенны при ограничении интерпретационного процесса, то есть редуцируют множество допустимых интерпретаций.

Иначе говоря [Brockway 1981, с.57-68], установить, что существенно, а что нет, опираясь исключительно на отдельно взятые пропозиции, вне их структуры и иерархии, невозможно. Пропозициональные содержания и мнения увязываются между собой. Обычно такая "увязка" является результатом совместных усилий говорящего и слушающего, обменивающихся мнениями по этому поводу. В каждый данный момент интерпретатор не в состоянии перед своим мысленным взором иметь весь спектр своих мнений. Есть иерархия существенности, релевантности этих мнений, сказывающаяся и на оценке существенности в интерпретируемых высказываниях.

В "теории релевантности" [Wilson, Sperber 1988, с.140] принимается следующий принцип релевантности: любое адресованное кому-либо высказывание автоматически сообщает некоторую презумпцию относительно своей существенности. Люди неосознанно стремятся к максимальной релевантности, т.е. к максимальному когнитивному эффекту при минимальных усилиях при переработке. Релевантность же – относительное понятие; при прочих равных условиях:

- чем выше когнитивные эффект, достигаемый в результате переработки данного фрагмента информации, тем выше его существенность для "перерабатывающего" человека;

- чем больше усилий затрачивается на переработку данного фрагмента информации, тем меньше существенность для "перерабатывающего" человека.

В силу универсальной тенденции, элементы, несущие контекстообусловленную информацию, в предложении идут раньше элементов, несущих новую для данного контекста информацию. В результате этого выделяется по меньшей мере одна именная составляющая, являющаяся прагматически наиболее выделенной. Этот элемент образует "прагматический пик" высказывания (для языков типа английского, немецкого и французского, этот "пик" обычно является подлежащим; для многих других языков такого совпадения нет) [Van_Valin, Foley 1980, с.338-349]. Прагматический пик обладает обычно большой функциональной нагрузкой при формировании связного дискурса. "Главные" участники упоминаются чаще и последовательнее, чем остальные, высказывания группируются и связываются вокруг этих главных участников. По "принципу релевантности" [Keenan 1978, с.304], референция подлежащего определяет для слушающего, по крайней мере частично, существенность всего того, о чем говорится. Иначе говоря: нам достаточно знать подлежащее предложения – знать, относится ли оно к индивидууму (или объекту), чтобы выдвинуть ожидания о том, что из содержания речи будет для нас существенным.

Факторы, сказывающиеся на прагматической выделенности: главенство в дискурсе (discourse prominence) и фокус интереса (предмет, именуемый выделенной составляющей и представляющий для говорящего наибольший интерес, т.е. находящийся в фокусе его внимания в данный момент [Zubin 1979]). Обычно именования одушевленных "участников" описываемых событий, особенно людей, бывают более выделенными, чем имена неодушевленных или абстрактных сущностей. Есть, по [Van_Valin, Foley 1980, с.349], две группы прагматических факторов, играющих роль при этом:

- факторы говорящего, отражающие суждение говорящего относительно распределения ролей в ситуации по важности,

- факторы слушающего, особенно определенность (definiteness), конкретность, или специфичность (specificity) и "данность" givenness (главенство в дискурсе – discourse prominence).

Эти факторы связаны с презумпциями говорящего относительно способности данного слушающего идентифицировать референты именных составляющих и о том, что уже задано данным контекстом дискурса. Эти факторы входят в представления о контекстуализации высказываний, в терминах ситуации, в которую эти высказывания погружены.

При первом упоминании в дискурсе сущность обычно идентифицируется с помощью полной независимой именной составляющей. В последующем же дискурсе это именование может опускаться, заменяться на местоимения и т.д. Иногда этого бывает недостаточно для того, чтобы слушающий безошибочно определил, о ком или о чем идет речь. Тогда – в различных языках по-разному – применяются специальные языковые средства, позволяющие избежать такой неоднозначности [Mithun 1986a: 379]. (Критику общего подхода к анафоре через понятие релевантности см. [Tomlin 1987, с.455].)

Литература:

Ballmer T.T. 1987 – Case, aktionsart and ergativity: A semantical base for typological issues // Process linguistics: Exploring the processual aspects of language and language use, and the methods of their description. – T.: Niemeyer, 1987. P.37-79.

Blakemore D. 1989 – Denial and contrast: A relevance theoretic analysis of BUT // LaP 1989, v. 12, N 1. P.15-37.

Brockway D. 1981 – Semantic constraints on relevance // Possibilities and limitations of pragmatics: Proc. of the Conference on pragmatics, Urbino, July 8- 14, 1979. – A.: Benjamins, 1981. P.57-78.

Bybee J.L. 1985 – Morphology: A study of the relation between meaning and form. – A.; Ph.: Benjamins 1985. – xii, 234 p.

Eco U. 1981 – Der Einfluß Roman Jakobsons auf die Entwicklung der Semiotik // Die Welt der Zeichen: Klassiker der modernen Semiotik. – B.: Quadriga, 1981. S.173-204.

Green G.M. 1975b – Nonsense and reference: Or, the conversational use of proverbs // CLS 1975, v. 11. P.226-239.

Haas W. 1966 – Linguistic relevance // In memory of J.R.Firth. – L.: Longmans, Green and Co., 1966. P.116-147.

Heringer H.J. 1984 – Neues von der Verbszene // Pragmatik in der Grammatik. – Düsseldorf: Schwann-Bagel, 1984. S.34-64.

Jucker A.H. 1995 – Discourse analysis and relevance // Future perspectives of dialogue analysis. – T.: Niemeyer, 1995. P.121-146.

Keenan E.L. 1978 – The syntax of subject-final languages // Syntactic typology: Studies in the phenomenology of language. – Austin; L.: U. of Texas, 1978. P.267-328.

Kempson R.M. 1984 – Pragmatics, anaphora, and logical form // Meaning, form, and use in context: Linguistic applications. – Wash.: Georgetown UP, 1984. P.1-10.

Luckmann T. 1981 – Zum hermeneutischen Problem der Handlungswissenschaft // Text und Applikation: Theologie, Jurisprudenz und Literaturwissenschaft im hermeneutischen Gespräch. – München: Fink, 1981. S.513-523.

Mithun M. 1986a – The convergence of noun classification systems // Noun classes and categorization: Proc. of a Symposium on categorization and noun classification, Eugene, Oregon, October 1983. – A.; Ph.: Benjamins, 1986. P.379- 397.

Natanson M.A. 1986 – Anonymity: A study in the philosophy of Alfred Schutz. – Bloomington: Indiana UP, 1986. – xv, 172 p.

Ogden C.K., Richards I.A. 1927 – The meaning of meaning: A study of the influence of language upon thought and of the science of symbolism. – 2nd ed-n, rev. (1st ed-n: 1923).- N.Y.; L., 1927. – xxii, 363 p.

Polanyi L. 1985a – A theory of discourse structure and discourse coherence // CLS 1985, v. 21. P.306-322.

Schmidt S.J. 1986 – Texte verstehen – Texte interpretieren // Perspektiven des Verstehens. – Bochum: Brockmeyer, 1986. S.75-103.

Strawson P.F. 1964a – Identifying reference and truth-values // Theoria 1964, v. 30. P.96-118.

Tomlin R.S. 1987 – Linguistic reflections of cognitive events // Coherence and grounding in discourse: Outcome of a Symposium, Eugene, Oregon, June 1984. – A.; Ph.: Benjamins, 1987. P.455-479.

Van Valin R.D.Jr., Foley W.A. 1980 – Role and reference grammar // Current approaches to syntax. N.Y. etc.: Acad. Press, 1980. P.329-352.

Wilson D., Sperber D. 1988 – Representation and relevance // Mental representations: The interface between language and reality. – Cambr. etc.: Cambr. UP, 1988. P.133-153.

Zubin D.A. 1979 – Discourse function of morphology: The focus system in German // Discourse and syntax. – N.Y. etc.: Acad. Press, 1979. P.469-504.

В.Д.