В. З. Демьянков

О стратегиях нормирования русского языка

http://www.infolex.ru

Электронная версия статьи:

О стратегиях нормирования русского языка // Лингводидактика. Социолингвистика. Языки мира: К 90-летию со дня рождения академика И. Ф. Протченко / Отв. ред. Т. Б. Крючкова. – М.: Институт языкознания РАН, 2008. С. 50–61.

-50-

Сегодняшнее состояние нормирования литературных языков многочисленных народов Российской федерации является результатом как «внутреннего» развития каждого отдельного языка по его собственным законам, так и «внешнего» взаимодействия языков РФ между собой и с языками зарубежных стран.

В некоторых областях, таких как СМИ, народное образование, бытова речь, эту ситуацию иногда характеризуют даже как кризисную и требующую безотлагательного вмешательства со стороны государства и общественных организаций.

Право утверждать нормы литературного языка – языка художественной и деловой литературы, а также вносить в них изменения и дополнени делегировано в зарубежных странах, как и у нас, национальным академиям. Именно они и являются «законодателями».

Создание академических словарей и грамматик имеет славную историю как в России[1], так и в самых разных зарубежных государствах: широко известны достижения в этой области академий наук Франции, Испании, Италии. В решении этой задачи традиционно принимали участие виднейшие деятели культуры и науки, политические деятели нашей страны. Так, академиком Императорской Российской

[1]Ср.: «В 30-й день Сентября 1787 года удостоен Величайшего утверждени всеподданнейший доклад Княгини Дашковой об учреждении Императорской Российской Академии, с отнесением к ее обязанности вычищения и обогащения языка, общего установления употребления слов, также свойственного ему витийства и стихотворства» [Ширинский-Шихматов П. А. 1847, с. I]. В 1841 г. Императорская Российская Академия была присоединена к Императорской Академии Наук на правах Отделения русского языка и словесности.

-51-

Академии с 1832 года был А. С. Пушкин.

Академические грамматика и словарь, по определению, должны давать предписания, указывать, какие формы правильны, а какие не являютс стандартными. Как в остальных видах законотворчества, разрабатываемые и принимаемые языковые стандарты должны иметь хотя бы минимальное разумное обоснование, отличное от расхожего «такова тенденция», «это соответствует духу языка» и «так говорят многие».

В то же время, академичность предполагает терпимость к чужому мнению и избегание прямой личной конфронтации: ср. академичный стиль – стиль уважительного отношени к чужому научному обоснованию, лишь минимально допускающий прямое возражение ученому оппоненту. А вот академические грамматики и словари по своему смыслу должны быть категоричными.

Чередование подходов «академического» и «академичного» продемонстрируем на примере того, какими были большие словари русского языка вплоть до 1960-х годов. Более полное представление можно составить по замечательной книге И. Ф. Протченко [Протченко 1996].

Первый нормативный «Словарь Академии Российской» вышел в 1789—1794 гг., был организован по корневому (а не чисто алфавитному) принципу и давал сведения о 43275 словах. При переиздании в 1806—1822 гг. этот словарь был серьезно переработан: добавлены новые единицы (1131 слово), уточнены определения значений, вместо гнездового расположени находим алфавитное. Работу над следующим за ним словарем начинал коллектив академиков под руководством А. С. Шишкова, однако завершена эта работа была только в 1847 году, под председательством княз П. А. Ширинского-Шихматова. В отличие от нормативного Академического словаря, в этом четырехтомном «Словаре церковно-славянского и русского языка» главный упор сделан на полное систематическое описание слов, когда-либо употреблявшихся на протяжении многих веков, начиная с первых памятников (всего 114749 единиц). Включена и лексика пушкинской эпохи. Таким образом, это был скорее «академичный», чем академический словарь.

Следующий по времени, также скорее академичный, чем нормативный

-52-

«Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля вышел в 1863—1866 гг. и содержал около 200 тысяч слов. Кроме лексики литературной, он содержал и материал разговорной речи, особенно же диалектов. Материал упорядочен по гнездовому принципу. Толковани состоят не в логическом определении, а в подборе синонимов, не всегда точных. Второстепенную роль играют грамматические пометы, но богато представлены иллюстрации словоупотребления, особенно из пословиц и поговорок, а также фразеология. Словарь выдержал несколько изданий, третье и четвертое были заново отредактированы И. А. Бодуэном де Куртене, дополнившим словарь 20 тыс. новых слов, исправившим и откорректировавшим грамматические характеристики слов.

А вот фундаментальный словарь Отделения русского языка и словесности Академии наук так и не был завершен. Первые выпуски этого словаря вышли под редакцией Я. К. Грота в 1891—1895 гг. После смерти Грота словарь редактировал А. А. Шахматов, затем – В. И. Чернышев и Л. В. Щерба; последний выпуск (вышедший в 1937 г.) включал слова от ободраться до обратность. По замыслу Грота это должен был быть нормативный словарь, но, начиная с Шахматова, главной задачей стал максимально полный охват реального словоупотребления.

Однако следующий словарь был выдержан скорее в духе нормирования: «Толковый словарь русского языка» (содержавший сведения о 85289 слов) вышел в четырех томах под редакцией Д. Н. Ушакова в 1935—1940 гг. Этот словарь включал слова лишь современного русского литературного языка, рекомендуемые для употребления, а областные слова были включены с большой осторожностью.

На базе словаря Ушакова С. И. Ожегов создал однотомный «Словарь русского языка». Первое издание вышло в 1949 г. и включало более 52 тысяч наиболее употребительных слов современного языка, отобранных из словаря Ушакова. Впрочем, рекомендации по правописанию и орфоэпии даны более определенно и категорично.

Пожалуй, наиболее полным и академичным был «Словарь современного русского литературного языка» Академии наук СССР, вышедший в 17 томах (начиная с 1950 г.). В нем фиксируется первое употребление слова – так, как это делается во французских и английских

-53-

словарях академического типа.

На основе картотеки этого словаря в 1957—60 гг. вышел краткий академический «Словарь русского языка» в четырех томах под редакцией А. П. Евгеньевой – нормативный словарь, очень близкий по стилю к словарю Ушакова, но с серьезными коррективами толкований, состава словаря и иллюстративного материала.

Понятие нормы для нормализаторов языка не совпадает с представлением о норме у правоведов. Филологи очень часто (и не без оснований) принимают на вооружение следующий принцип: «Если так сказать нельзя, но хочется, то можно». Представим себе аналогичную ситуацию с правилами дорожного движения. Как известно, в России принято правостороннее движение, поэтому если вы поедете по левой стороне, пересекая непрерывную линию, вы совершите ошибку с тяжелыми последствиями для кошелька и жизни.

Законами языка мы называем чаще всего то, что не обязательно закреплено «кодексом законов», то есть, нормативной грамматикой или академическим словарем. Чаще всего это именно то, как «хочется» говорить – тенденции живого языка. Нормами называют стихийно закрепленные закономерности употребления языка, молчаливо принятые сообществом. Стандартами же, по-видимому, следует называть нормы, которые должны принимать (иногда волевым решением) те, кому делегировано такое право – наши законодатели языка. Каким бы интересным ни был материал того или иного орфоэпического словаря, силу закона (в юридическом смысле слова) или подзаконного акта он приобретает только после утверждения соответствующей комиссией нашей Российской академии наук.

В результате конкуренции очень разных установок по отношению к бытующим нормам и отклонениям от них в нашей науке устойчивым стало то компромиссное представление, что нормы отражают «языковое чутье»: именно поэтому так подвижны эти нормы, меняющиеся в соответствии с тенденциями языка и речи.

Однако кто же все-таки в действительности решает, например, в какой именно момент формы родительного падежа множественного числа чулков и носок становятся столь же правильными, что и старые и традиционные чулок и носков? Кто автор того нового языкового «законопроекта» середины 1990-х годов, по которому предложение

-54-

Вася одел тужурку стало в одночасье столь же допустимым, что и старая норма Вас надел тужурку[2]? Кому дано право определить, что, скажем, с 1995 года одинаково допустимы два варианта ударения: звoнит и звонит? Примеров таких «подвижек» можно привести огромное количество, однако даже те, кому делегировано право нормировать русский язык, не всегда могут сказать, когда же за них приняли такие поправки: открыв очередную версию нормативного словаря, они обнаруживают, что, оказывается, приняты нормы, за которые никогда они не голосовали.

Впрочем, возможно и такое: законодатель – член Думы или нормализатор языка – нарушает законы, в принятии которых он только что участвовал. Проголосовал за новые правила дорожного движения, сел в машину – и грубо их нарушил, поскольку они чисто условны, случайны, неорганичны, не мотивированы какими-либо глубинными резонами.

Так, у исследователей романских языков неизменно вызывает «педагогический обморок» произношение слова афера с ё. Когда же они узнают, что другое заимствование из французского – слово солитер – еще со времен словаря под редакцией Д. Н. Ушакова должно произноситься с ё[3], их удивлению не бывает границ, и произнести солитёр бывает выше их сил. Возникает вопрос: когда, при каких обстоятельствах и под давлением каких доводов возникла такая новая норма, нарушающая один из важнейших принципов «неосвоенного заимствования»: заимствованный элемент должен сохранять, насколько это возможно в рамках системы заимствующего языка, свои оригинальные (представленные в языке-источнике) фонетические и грамматические свойства[4]. А с другой стороны: какие принципы

[2]Нарушения этой нормы встречаем, впрочем, еще в классической русской литературе, например: Матросик разделся догола, одел пробковый пояс и обвязался концом (К. М. Станюкович).

[3]Ср.: «СОЛИТЕ'Р [тэ] и СОЛИТЁР, а, м. [латин. solitarius – одинокий]. 1. (солитер). Род крупного брильянта (мин.). 2. (солитёр). Плоский ленточный червь, паразитирующий в теле человека и животных (зоол.). Свиной с.»

[4]Во французском языке лексема solitaire фиксируется с 1240 года в значении «место одинокого пребывания», с 1636 года – «человек, выбравший одиночество как образ жизни», с 1680 г. – «тот, кто привык жить анахоретом» и лишь с 1774 г. «одиночный (не обязательно крупный) алмаз или бриллиант» (Nouveau Petit Robert 1996). Никакого soliteur во французском нет: это новация русского просторечия.

-55-

русской языковой нормы запрещают в таком случае вариант афёра принять как допустимый? (Кстати сказать, в некоторых нормативных пособиях 1990-х годов, правда, без грифа Российской академии наук, все указанные варианты «явочным порядком» были объявлены правильными с квалификацией: такова тенденция современного русского языка.) Нормализаторы должны все-таки думать о том, какой прецедент они создают, вводя новую норму. Или (что гораздо болезненнее для самолюбия) совершать врем от времени ритуал покаяния и отказа от легкомысленно принятых стандартов.

Указанный выше принцип учета норм языка-источника очень широко используетс в российской культуре заимствования. Так, по-русски бракуются выражения типа наиболее оптимальный: optimus по-латыни является формой превосходной степени от прилагательного bonus «хороший, добрый», поэтому элемент наиболее избыточен. Тем не менее, сплошь и рядом мы встречаем и это много раз осужденное словосочетание, и кредит доверия (а ведь кредит происходит от латинского credit «верит»), и горячие хот-доги (hot dog – буквально «горячая собака») и многие другие формы, возникающие от незнания языка-источника.

Часто конфликт норм возникает, когда у лексемы двойной источник заимствования. Так, слово феномен с ударением на последнем слоге в русском языке было заимствовано из французского языка – ср. phénomène, куда оно пришло из греческого – ср. φαινóμενον. Несмотря на глубокое уважении французов к античности, ударение по-французски стоит по стандарту на последнем слоге. Когда же знание трудов греческих философов, а главное, чтение их в оригинале стало нормой для российских ученых, произошло «дублирующее» заимствование из греческого, с ударением на предпоследнем слоге: фенoмен[5].

[5]Интересно, что в немецком языке существуют также два варианта: заимствование из французского PhänomEn (общелитературный) с формой множественного числа PhänomEne и заимствование непосредственно из греческого PhänOmenon (терминологический вариант с ударением на втором от начала слоге) с греческою же формою множественного числа PhänOmena. Русскому языку второй вариант формы множественного числа пока еще чужд.

-56-

Академичность приводит к довольно гибкой (сегодня часто говорят достаточно гибкой) и иногда абсолютно условной границе между нормой языка и уместностью речи, уместностью употребления одного «регистра» речи в рамках другого: скажем, допустимостью вкрапления диалектной или «молодежной» лексики в политическом выступлении или научном докладе. Сама по себе такая «инкрустация» вполне допустима – особенно когда автор речи использует этот прием осознанно с определенной целью. Так, знаменитое мочить в сортире является совершенно очевидной декоративной инкрустацией, скорее всего, даже скрытой цитатой из прозвучавшего незадолго до этого фрагмента речи какого-нибудь уголовника. Наш знаменитый академик В. В. Виноградов, носитель образцового русского языка, иногда в шутку, а иногда и нечаянно произносил ножкими и ручкими вместо ножками и ручками, поскольку таковы диалектные нормы окружения, в котором он провел свои детские годы. Игровое использование чуждого регистра выполняет важную функцию воздействия, является сигналом иронии или даже самоиронии (как в последнем случае).

Каждое новое поколение упрекают в снижении уровня грамотности. Было это в 1920-е годы, сетуют на это и сегодня. Если бы речь шла действительно об абсолютной деградации, то абсолютный идеал можно было найти только в глубине веков, а назавтра пришлось бы ожидать еще худшего, чем сегодня. Видимо, дело все-таки в том, что каждое новое поколение вольно или невольно демонстрирует равнодушие, граничащее с пренебрежением, к тем нормам, которые ему пытаются привить без достаточной мотивировки, как то, что «надо просто запомнить без долгих размышлений».

Сегодня часто случается, что во время популярной радиопередачи под типовым названием «Как правильно?» или «Правильно ли мы говорим?» ведущие оповещают нас о том, какие формы «допускаются» довольно большим числом «авторитетных» словарей, а действительные

-57-

мотивы выбора того или иного варианта при этом не упоминаются даже вскользь: эти мотивы не указываются в цитируемых словарях. Все эти «новые нормы» предъявляются ошарашенному обывателю (с его «устарелыми» нормами) как то, что «надо просто запомнить». Скажем, мyскулистый и мускулистый, салатный и салатовый. А ведь известно, что для молодого человека, как и для любого другого свободного человека (к какому бы поколению он ни принадлежал) отсутствие мотивировки является сигналом о необязательности «нормы». «Чу/щу пиши через у» – это куда ни шло. Но следовать предписаниям (употреблять только данные и никакие другие формы), неизвестно зачем и кем составленным – это уж слишком. Отсюда возникает порой непреодолимое желание плюнуть в лицо этой самой норме (дать футуристическую «пощечину общественному вкусу») и придумать что-нибудь свое, иногда не менее случайное: что- нибудь вроде щаз («сейчас») и типо (в значении «типа» в письменных кратких сообщениях).

Академичное накопление материалов о том, как сегодня употребляетс язык, каковы фонетические, морфологические, синтаксические, лексические и т. п. варианты, является важнейшей предпосылкой для нормирования. Однако это всего лишь подготовка к совершенствованию норм: ведь требуется еще приблизить их к языковым идеалам, адекватным социальному профилю «героя нашего времени». Вспомним: в 1920-е годы таким героем был пролетарий (разумеется, идеализированный). В конце 1950-х годов, в эпоху «оттепели» и вплоть до конца 1980-х годов, иногда вопреки официальным установкам, на передний план стал выходить интеллигент. Выражение «гнилая интеллигенция» в это время стало употребляться не столько иронично, сколько самоиронично. Неудачная же адаптация приводит к отторжению нормы.

Поэтому пренебрежение к «чужой» норме коренится в социальной психологии. Ведь уровень грамотности прямо пропорционален тому, насколько сильно стремление людей к этой самой грамотности. А такое стремление тем выше, чем более притягательны авторитеты, диктующие эту самую грамотность. В 1990-е годы на некоторое время право голоса получили «авторитеты» уголовного мира. Отсюда и соответствующие нормы. Сегодня ценности изменились.

-58-

Однако кого принимают в качестве абсолютного авторитета сегодня? Политического деятеля? Ученого- гуманитария? Писателя? Деятеля искусства? Известного визажиста? Олигарха? Топ-модель?

Эти наугад названные категории обладают каждый своим речевым профилем. А уважать норму можно, лишь зная, чьи языковые характеристики легли в основу этой нормы. При изменении норм, следовательно, необходимо прямо или косвенно указывать, на кого будет похож человек, нарушающий эти нормы или, наоборот, следующий им.

Когда не было химии и медицины, люди пользовались услугами алхимика, шамана и знахаря. Однако уважение к любому виду деятельности, в том числе, и к науке, начинается с осознания разумности этой деятельности. Сказав «Так надо говорить, потому что так надо», мы, сами того не желая, ориентируем свою аудиторию на неуважение к нашим нормам. Неуважение к нашей дисциплине также коренится в таком шаманстве. Преодолеть это отношение можно, лишь только если вместе с констатацией нормы словари всегда (а не эпизодически) будут указывать мотивировку выбора правильного варианта. Система таких мотивов должна быть прозрачной и не ad hoc. Причем вряд ли удачна чисто академичная опора на статистику: иначе мы давно бы уже вместе с большинством населения ложили книжку в сумку вместо стандартного клали.

В РФ существует большое число национальных литературных языков, многие из которых обладают богатой литературой и древней традицией. Это обстоятельство вызывает потребность не только в нормировании каждого отдельного языка, но и в установлении некоторых общих наднациональных принципов нормирования. Интересный опыт в данной области был накоплен на протяжении существования АН СССР. В условиях современной России встает задача выявить новые проблемы и наметить новые пути их решения на основе накопленных данных и методов.

Для решения этой задачи необходимо провести следующие предварительные исследования:

1) установить состояние нормирования (стандартизации) всех литературных языков, существующих на территории Российской Федерации, с дальнейшей перспективой обобщения и использования их

-59-

в условиях современной России;

2) констатировать нерешенные проблемы в этой области;

3) предварительно установить пути решения этих проблем.

Для достижения указанных целей должны быть решены следующие задачи:

1) сбор сведений о языках народов РФ, об их статусе и о состоянии нормирования;

2) сбор информации о методах нормирования языков и эффективности их использования, накопленной на протяжении многих веков в России и за рубежом;

3) установление методики вычисления степени эффективности указанных мер;

4) выявление предварительных схем решения существующих проблем на основе полученных эмпирических результатов и установление методов оптимизации в применении этих схем.

Таким образом, речь идет:

- об эмпирическом установлении типологии стратегий нормирования языков и результатов применения этих стратегий как дл систем языков, так и для лингвистического профиля человеческого общества,

- об обобщении эмпирических результатов и построении теоретической модели, позволяющей адекватно социальным обстоятельствам планировать и эффективно осуществлять мероприятия по сохранению и оптимизации использования литературных языков народов России,

- о подготовке к применению полученных результатов в условиях современной России как сильного стабильного многонационального государства.

Эта работа связана с координацией исследований не только лингвистов, но и литературоведов, историков культуры, этнографов и т. д. В современной России данная программа особенно актуальна, поскольку в условиях глобализации мы наблюдаем резкое расшатывание норм употребления литературных языков, приводящее к нестабильности и грозящее в некоторых случаях хаосом, а в пределе – даже исчезновением некоторых существующих литературных языков, обладающих старой традицией.

-60-

В результате данного исследования будут подготовлены предпосылки для практического решения констатируемых проблем не случайным образом, как мы часто наблюдаем сегодня, а с помощью хорошо предварительно продуманной модели – научной системы методов, позволяющих просчитать наперед все возможные последствия предлагаемых решений.

Решение такой задачи обладает огромной социально-экономической значимостью, поскольку позволит не только достичь более высокого уровн стандартизации языков делопроизводства и права, но и:

1) устранить или смягчить потенциальные предпосылки дл межнациональных противоречий в РФ, способствовать консолидации России как многонационального целого государства;

2) повысить уровень консолидации нашего общества в рамках различных регионов РФ;

3) решать задачи культурного строительства, в том числе, подъема уровня культуры и образования в нашей стране, на принципиально более высоком научно-обоснованном уровне;

4) регулировать на научной основе, а не случайным образом, деятельность СМИ, сталкивающихся с огромным числом частных языковых проблем;

5) повысить эффективность политических и культурных мероприятий.

В частности, стандартизация научно-технической терминологии на языках народов РФ как часть приложения результатов данного проекта будет способствовать повышению эффективности научной и деловой коммуникации в нашей стране.

В этой работе академичность должны сочетаться со стремлением установить академические нормы: приводить в порядок шатающийс механизм норм современного языка следует с терпением и лишь в опоре на накопленный опыт России и других стран.

Литература:

Протченко И. Ф. Словари русского языка. Краткий очерк. 2-е изд, М., 1996.

Ширинский-Шихматов П. А. Предисловие к Словарю церковно-славянского и русского языка. Спб., 1847.

-61-

Nouveau Petit Robert. Dictionnaire analogique et alphabétique de la langue française. Paris, 1996.