Валерий Демьянков (Москва)
Можно ли измерить динамику нарратива?
Электронная версия текста статьи:
Демьянков В.З. Можно ли измерить динамику нарратива? // Художественный текст как динамическая система: Материалы международной научной конференции, посвященной 80–летию В. П. Григорьева / Институт русского языка им. В. В. Виноградова РАН. Москва , 19–22 мая 2006 г. – Редкол.: Степанов Ю. С., Фатеева Н. А. (отв. ред.), Николина Н. А. – М.: Управление технологиями, 2006. С. 118–123.
This page copyright © 2006 V.Dem'jankov.
http://www.infolex.ru
-118-
В большом корпусе литературных (не собственно научных) текстов XVIII-XXI вв. существительное повествование сочетается с предикатами и эпитетами, часто, но не всегда характеризующими динамику. Например, чаще всего говорят о начале или конце повествования, о красоте или неуклюжести повествования и т. п.
О большей или меньшей динамике повествовательного текста говорят, употребл выражения типа: живость повествования (С. Т. Аксаков и А. С. Пушкин), обстоятельное повествование (Н. М. Карамзин), обильное повествование моих горестей (В. Т. Нарежный), бесконечно длинные повествования (А. Ф. Писемский), центр повествования перемещается (И. Ф. Анненский) и т. п.
О динамике повествования, впрочем, уместнее говорить, когда замечают, что речь получила положительное или отрицательное «приращение скорости»: либо скорост речевого потока (в реальном времени), либо количества сообщаемого относительно «текстовой массы».
Русские однословные речевые акты, представленные в повествовании диалогическими частицами да или нет, являются «динамизаторами» текста, они дают тексту приращение динамики, однако приращение это варьируется. Кроме того, в диалогах эти частицы встречаются на каждом шагу, а в монологах они требуют дополнительного оправдания. Ведь чтобы сказать в монологе (самому себе или предполагаемому невидимому бессловесному адресату) да или нет, нужно на миг представить себе собеседника, мнение которого отличается от вашего. То есть, «предположительного интерпретатора» («implied reader» в смысле [W. Iser 1978]). Особенно очевидно это, когда говорящий спрашивает кого-либо о чем-либо и сам же отвечает, не дожидаясь ответа. Например: […] и вы думаете, что он страстно ее любит?.. О, нет! (М. Н. Загоскин. Искуситель).
Подобные предложения допускают перифразу: «Да, как ты и думаешь, …» или «Нет, вопреки тому, что ты думаешь, …».
Иногда да и нет идут непосредственно друг за другом, сигнализиру о быстрой смене мнений или об одновременном существовании двух мнений, о столкновении мнений говорящего и адресата: Все, что вы мне говорили на лодке, правда, может быть, и я это знаю… Ах, да, нет! Разве не ужасно это из-за спора, из-за этой бестактности, которая меня губит… потерять такое место… (К. Н. Леонтьев. В своем краю)[1].
Встречаем подобное и в других языках:
Is there a murderer here? No. Yes, I am:
Then fly. What, from myself? Great reason why:
Lest I revenge. What, myself upon myself?
(William Shakespeare. King Richard III).
[1] При этом я не имею в виду русское сочетание Да нет, в котором да является союзом (со значением, близким к и и но), например: Да нет, не бывать этому браку! (А.Т.Аверченко. Подходцев и двое других).
-119-
Наиболее типична драматизация монологического текста для эссе (немного в меньшей степени – для философского текста) и вообще для текста гуманитария. Например: Aber (wird man ferner fragen) auf solche Weise kann ich doch von dem Begriffe und der Voraussetzung eines höchsten Wesens in der vernünftigen Weltbetrachtung Gebrauch machen? Ja, dazu war auch eigentlich diese Idee von der Vernunft zum Grunde gelegt (I. Kant. Kritik der reinen Vernunft). [2]
В естественнонаучном тексте подобное менее естественно и свойственно скорее научно-популярному стилю, чем изложению теорий и фактов.
Подчеркивание согласия и разногласий в различной степени допустимо для различных авторских стилей, ср.: "Contradicting one's partners in conversation is considered bad style by some authors; on the other hand, contradiction is recommended as a powerful means of extracting information from one's opponents (Gracián)" [G.Fritz 1995: 485].
Имеем иерархию драматичности диалога:
То есть, наиболее драматичны тексты с динамизатором нет, а наименее драматичны – тексты без явных динамизаторов.
Рассмотрение большого корпуса литературных текстов и текстов гуманитариев, особенно философских текстов на русском и западноевропейских языках, показывает, что разные национальные традиции прибегают к разным техникам драматизации текста.
Среди факторов, предопределяющих выбор той или иной частицы, можно выделить две группы: синтактико-семантические вопросно-ответные системы и прагматику искренности.
Начнем с первой группы.
Языки обладают различными «системами ответа» (positive-negative answering systems, в смысле [E. Pope 1973, 482-483]). Ср. полярность вопросов и ответов на них по-английски и по-русски:
(1) Q. Is it hot today? / It's hot today, isn't it?
Жарко сегодня? / Сегодня жарко, не так ли?
A. 1. Yes (it is hot today) Positive agreement (PA)
Да (сегодня жарко)
2. No (it isn't hot today). Negative Disagreement (ND)
Нет (сегодня не жарко)
(2) Q. Isn't it hot today? / It isn't hot today, is it?
Разве сегодня не жарко? / Сегодня не жарко, не так ли?
A. 1. No (it isn't hot today). Negative Agreement (NA)
Да (= Вы правы, сегодня не жарко).
2. Yes, it is (hot today). Positive Disagreement (PD).
Нет (= Вы неправы, сегодня жарко).
[2] В русском переводе: «Но (зададут нам далее вопрос) таким образом я все же могу пользоватьс в разумном рассмотрении мира понятием и допущением некоторой высшей сущности? Да, для этой цели, собственно, и была положена разумом в основу эта идея» (Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Н. Лосского. – Мн.: Литература, 1998. C.740).
-120-
Английский язык, как видим, отличается от русского тем, что в случае согласия полярность ответа (да или нет) согласуетс с полярностью предиката в исходном вопросе. По-русски в этих случаях употребляется частица, указывающая прямо, согласен ли отвечающий с (позитивным или негативным) мнением спрашивающего – или не согласен. Во французском, немецком и некоторых других языках употребляются особые частицы (si и doch), когда мнение отвечающего полярно противоположно мнению говорящего, выраженному в вопросе с отрицанием: эти частицы являютс своеобразным предисловием со значением «Вы слишком пессимистичны!» – или, в одесском стиле: «Чтобы нет – так да».
В немецкой разговорной речи иногда встречаем своеобразный гибрид из ja и nein: jein. Он соответствует русскому и да и нет и английскому yes and no.
Другую группу факторов составляют прагматические системы (не)искренного ответа на вопрос.
Обыденная психология подсказывает: узнать, что ты не прав, – сильное испытание для самолюбивого говорящего. Многие культуры прибегают к щадящим тактикам – «avoidance-based technique used to save either the listener's or the speaker's own face» [Brown, Levinson 1987]. Английская синтаксическая система, как мы видели выше, в некоторых случаях вообще не затрагивает вопроса о правоте говорящего, а русская система в первую очередь связана с указанием на правоту или неправоту.
В отличие от обыденной речи, педагогическая этика предполагает, что один наставник ничего не будет говорить о неправоте другого (конкретного) наставника. Только в периоды обостренной борьбы мнений допустимы многочисленные указания на чью-либо конкретную неправоту в литературе, предназначенной для усвоения младшими поколениями специалистов.
Поэтому следует ожидать более частого нет как указания на неоправданное мнение в обыденной речи, чем в научном дискурсе. (В английском тексте этот фактор сказывается, как следует ожидать на основании вопросно-ответной системы, в значительно меньшей степени, чем в русском.)
Однако и обыденная речь разных национальных культур также варьируется по количеству отрицательных суждений о чужих мнениях. Так, по Р. Ратмайр, в русской идиоматике, отрицания бывают значительно чаще, чем в немецкой[3].
Варьируется это употребление и от автора к автору. Например, в философских
произведениях А. Шопенгауэра утвердительное ja встречается значительно
чаще, чем nein; а в произведениях Ф. Ницше эти частицы употребляютс
примерно одинаково часто.
[3] Ср.: "Es fällt außerdem auf, daß die Zahl der negativen Antworten bzw. Bewertungen unter den synsemantischen idiomatischen Wendungen die der positiven wesentlich übersteigt. […] einerseits scheint es eine allgemeine menschliche Eigenschaft zu sein, sich eher zu Wort zu melden, wenn es etwas zu kritisieren gibt, denn es wurde […] bewiesen, daß es wesentlich mehr negativ als positiv bewertende Wörter gibt […] auch in der generellen interaktiven Brisanz von ablehnenden Antworten und Reaktionen zu sehen: sie bergen immer die Gefahr in sich, Dissens zu erzeugen und ohne das Grice'sche Kooperationsprinzip als Forderung mißverstehen zu wollen, ist doch dies ein weiterer Beleg dafür, daß die Sprecher eben danach streben im Gespräch Konsens zu erreichen, insbesondere im small talk [R.Rathmayr 1992, 188].
-121-
В англоязычных философских произведениях «драматизирующие» частицы употребляются значительно реже, чем в среднем в немецких. Пожалуй, наиболее часты они в сочинениях американского прагматиста У. Джемса (W. James).
Во французских философских сочинениях употребительность динамизаторов еще ниже, как правило, находим мы их в произведениях, по жанру более близких к художественным. Вольтер употребляет при этом oui и non примерно одинаково часто, Дидро употребляет non несколько чаще, чем oui; а в сочинениях Руссо превалирует non. Можно сказать, что Дидро и Руссо драматизируют больше, чем Вольтер.
А вот в философских сочинениях по-русски превалирует нет, что свидетельствует о высоком накале скрытой драмы – драмы познания. Так, в крупном произведении Н. А. Бердяева ни разу не находим утвердительной частицы да, но встречаем, тем не менее, нет: Ошибочно было бы сказать, что война существует для людей, нет, люди существуют для войны (Н. А. Бердяев. О рабстве и свободе человека: Опыт персоналистической философии).
Исключением являются произведения религиозного философа XX в. Павла Флоренского, у которого да и нет встречаем примерно одинаково редко. Например: Да, не обмолвкою здесь вырвалось слово о вселенскости и всенародности (П. А. Флоренский. Имеславие как философская предпосылка). В английском переводе здесь мы находим все-таки нет. В том же произведении Флоренского ни разу не встречаем диалогического нет – только отрицательный предикат нет: Ярких его представителей нет (там же).
В литературных же произведениях находим следующие соотношения.
В английских, немецких и французских литературных текстах заметно больше предложений, начинающихся с да (соответственно yes, ja, oui), чем предложений, начинающихся с нет (соответственно, с no, nein, non): в английском это соотношение 1.2:1, во французском – 1.3:1, в немецком – 1.6:1. А в русском имеем обратное соотношение: 0.96:1.
Для русской разговорной речи очень типично употребление нет даже в качестве начинающей фразы, а не как опровержение какого-либо высказанного мнения. Например, войдя в комнату, молодой человек может с порога сказать: Нет, фильм мне очень понравился. Такие эпизоды можно трактовать следующим образом: «Как удивительно устроена жизнь! Сколько я повидал разных фильмов, но этот фильм мне очень понравился!». То есть, говоря нет, по-русски вовсе не обязательно отрицать какое-либо высказанное явно суждение. Такое нет просто драматизирует.
В качестве примера посмотрим, как переводятся английские yes и no в русском переводе[4]. Имеем следующие случаи:
1. Английскому yes соответствует русское да:
«Yes, sir,» I corrected. – Да, сэр, – поправился я.
Разновидность этого – усиленное да-да при одиночном английском yes:
«Yes!» I shouted, at the top of my lungs. «Life or death! One thousand dollars if you take me ashore!» – «Да-да!» – благим матом заорал я. – «Спасите, спасите! Тысячу долларов за доставку на берег!»
[4] Примеры приводятся по тексту Jack London. The Sea Wolf и его переводу на русский язык: Дж. Лондон. морской волк. М., Правда, 1984.
-122-
2. В английском тексте yes, в русском – отсутствие динамизатора:
«Yes, that's what I thought when everything went over the side. Only I said it on the other side of my mouth.» – Примерно то же самое сказал и я, когда мачты полетели за борт, но, разумеется, мне было не так весело, как вам.
3. Английскому yes соответствует русское военное есть, как известно, заимствованное из английского:
«Yes, sir,» the cook eagerly interpolated, with appeasing and apologetic servility. – Есть, сэр! – угодливо и виновато, с преувеличенной готовностью отозвался тот.
4. Английскому yes соответствует другая лексема, также с утвердительным значением, типа: несомненно, вот именно, верно. Например:
Yes, and only one hundred and forty miles if it continues for three days and nights. Верно. А всего сто сорок миль, если этот ветер продержится трое суток.
5. Английскому yes соответствует русское нет. Например:
[«He ain't down here!» Parsons called back]. «Yes, he is,» I said, sliding out of the bunk and striving my hardest to keep my voice steady and bold. – [Его здесь нет! – отозвался Парсонс.] Нет, я здесь! – крикнул я, спрыгивая с койки и стараясь придать своему голосу твердость.
Разновидность этого случая – усилительное нет-нет в русском тексте там, где по-английски – простое yes:
«Oh, I intend being very careful,» I answered. «And I shall not go so far but what I can get back before night. Yes, all said and done, I think it vastly better for you to remain, and sleep, and rest and do nothing.» – Я буду осторожен, – отвечал я. – Далеко не поеду и вернусь к вечеру. Нет, нет, я считаю, что вам следует остаться, отдохнуть как следует и выспаться.
Известно, что русский и немецкий научные стили с многочисленными безличными конструкциями гораздо более «безличностны», чем англосаксонский или французский[5]. Различная употребительность динамизаторов да и нет в литературных и философских текстах на этих языках, как мы видим, определенным образом коррелирует с тенденцией к проявлениям «безличности». Однако, как именно выглядит это соотношение, покажет дальнейшее исследование.
[5]Ср. замечание о научном и французском стилях: "Grammatisch charakteristisch für diesen Stil ist neben seinem nominalen Charakter die Häufigkeit von Passivkonstruktionen, besonders solchen, in denen als impliziter Agens der Autor fungiert. Die Ausblendung des Autors durch Passivkonstruktionen ist eine Form personenabgewandter Darstellung; dieses Merkmal gesellt sich also zu den […] Eigenheiten des unpersönlichen Stils. Zur weiteren Untersuchung dieses Merkmals im Methodenteil haben wir dann noch bestimmt, welche lexikalischen Elemente die Subjektposition besetzen. Es ergibt sich, daß die Inhaltsgruppen «Verfasser der LG [Literaturgeschichte], das Werk selbst oder Teile davon» und «Dichter oder literarische Werke» nicht nur in Frz. häufiger vorkommen (zusammen 39%; dt. 22%), sondern vor allem die lexikalische Besetzung der Position variiert. Im Dt. sind von diesen Subjekten nämlich 5 bzw. 11, im Frz. dagegen 43 bzw. 67% Personenbezeichnungen. Auch bei den Subjekten aus dem Diskursrahmen «Wissenschaft» (dt. 44%, frz. 31%) treten im Frz. erneut Personenbezeichnungen hervor (27%; dt. 10%), während im Dt. besonders auffällig die große Menge von Bezeichnungen wie Literaturwissenschaft, Sozialgeschichte usw. ist, in denen die Disziplin selbst oder ein bestimmter Ansatz in die Subjektposition rückt, ein Phänomen, das im Frz. völlig fehlt." [Adamzik, Pieth 1999: 83-84].
-123-
Литература:
Adamzik K., Pieth Ch. Rhetorik der wissenschaftlichen Kommunikation im Sprachvergleich (Deutsch -Französisch): Am Beispiel von Vorwörtern zu Literaturgeschichten // Rhetoric and argumentation: Proc. of the International Conference, Lugano, April 22-23, 1997. Tübingen: Niemeyer,1999. P. 73-86.
Brown P., Levinson S. C. Politeness: Some universals in language usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Fritz G. Topics in the history of dialogue forms // Historical pragmatics: Pragmatic developments in the history of English. Amsterdam; Philadelphia: Benjamins, 1995. P. 469-498.
Iser W. The implied reader. Baltimore; London: Johns Hopkins University Press, 1978.
Pope E. Question-answering systems // Papers from the Nineth Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society. Chicago: University of Chicago, 1973. P. 482-492.
Rathmayr R. Probleme bei der Übersetzung gesprochener Sprache: Die Übersetzung synsemantischer idiomatischer Wendungen aus dem Russischen ins Deutsche // Deutsche Sprache im Kontrast und im Kontakt. – Rzeszów: Wydawnictwo wyższej szkoły pedagogicznej w Rzeszowie, 1992. S. 177-192.