В.З.Демьянков

Функционализм в зарубежной лингвистике конца 20 века

This page copyright © 2003 V.Dem'jankov.

http://www.infolex.ru


Продолжение

К оглавлению

2. Функционализм в общенаучном аспекте

Выражения функционализм, функциональный анализ и функциональное объяснение используются в самых разных смыслах. Функциональное объяснение используется в антропологии, физиологии и психологии [240, с.27-35], когда начинают с идеи системы, которая, функционируя, реализуется в наблюдаемых явлениях. Сама система состоит из своих элементов или реализует процессы или деятельность. По [181], при функциональном объяснении функция (как часть системы) дает необходимые условия для стабильности, здоровья и выживания системы в целом.

Другое понимание функционального анализа – в работах Б.Скиннера: это одновременно объяснение и прогноз поведения в терминах «внешних переменных» или «переменных окружения»; опирается такое объяснение на тезис: «Поведение есть функция окружения».

Третья разновидность опирается на понятие системы внешних, а не внутренних функциональных состояний (F-состояний). «Внутренние состояния» для этого подх ода производны от внешних. Наконец, четвертое направление – «структурно-функциональный анализ» представляет собой разновидность физикализма. На первой стадии исследования рассматривают некоторую характерную деятельность системы – скажем, деятельность, связанную с запоминанием людей и животных. В этой деятельности выделяются функциональные части в терминах научной психологии, которые интерпретируются как взаимодействие некоторых функций. А вторая стадия состоит в попытке найти, для каждой из таких функций, физический локус или место в процессах организма, реализующие, или выполняющие эти функции. (Критику всех этих направлений см. [240, с.36-44].)

Итак, функциональность – характеристика теоретического объяснения, а именно, когда предполагают, что явление объяснимо некоторой – обычно одной, доминирующей [151, с.75] – сверхзадачей, а от физической реализации этих состояний отвлекаются, стремясь к онтологически нейтральной позиции [336, с.194].

Выделяются две разновидности такого подхода: семантический и эмпирический функционализм [336, с.196]. Семантический функционализм описывает любые (даже нереальные) ментальные явления, а эмпирический – только «реальные» ментальные явления, по презумпции существующие.

Термины «функционализм» и «функциональный анализ» в гуманитарных науках часто противопоставляются герменевтике [298, с.11], но сближаются с классическим когнитивным направлением [97, с.2], в котором предполагается, что ментальные состояния можно идентифицировать, только если принять во внимание каузальные отношения между входом, выходом и ментальными состояниями [175, с.40].

Завоевал функционализм прочные позиции и в комплексе наук о мозге (в «нейронауке» в 1970-е гг.) как метод объяснения специфики когнитивных процессов [281, c.36].

Функционалист принимает, что мысленные состояния и события действительно «происходят» в голове человека и обладают существенными функциями. Это значит, что есть внутренние состояния и события, обладающие такими функциями. В отличие от прямолинейного бихевиоризма, функционалисты позитивно относятся к внутренним процессам [171, c.833-834]. Итак, функционализм:

- предполагает, что поведенческие диспозиции являются результатом взаимодействия различных мыслительных состояний – там, где бихевиоризм однозначно приписывает поведенческие диспозиции индивидуальным мыслительным состояниям мнения или желания,

- приписывает мыслительные состояния и события живому существу только в том случае, если есть соответственно функционирующие внутренние состояния, – в то время как бихевиоризм говорит о мыслительных состояниях и мнениях, только при наличии поведенческих диспозиций, вне зависимости от того, какие внутренние состояния ответственны за эти диспозиции.

К оглавлению

2.1. Функционализм в социологии

Функционализм представлен в тех социологических и философских концепциях, в которых задаются: 1) модус взаимозависимостей, представляющий класс сопоставления, 2) элементы (выявленные в результате констатации таких отношений) – «функциональные эквиваленты», – принадлежащие классу сопоставления [262, c.146].

В социологии функционализм подчеркивает [341, c.11]: 1) общую взаимосвязь частей системы, 2) существование «нормального» положения дел, или состояния равновесия, аналогичного нормальному, или здоровому состоянию организма (биологическая метафора «функции» в противоположность «дисфункции», см. ниже), 3) закономерности, по которым все части системы переорганизуются для того, чтобы вернуть систему к нормальному состоянию, если равновесие нарушено.

К интеллектуальным родителям функционализма в социологии относятся: О.Комт (1789-1857), Г.Спенсер (1820-1903), В.Парето (1848-1923), Э.Дюркгейм (1858-1917), Б.Малиновски (1884-1942), А.Редклифф-Браун (1881-1942). Из них наиболее важным предтечей функционализма является, несомненно, Дюркгейм. Главные представители современного функционализма в западной социологии [341, c.12]:

1. Т.Парсонс (1902-1979), опиравшийся на типологию «общности-общества», выдвинутую Ф.Тениеса (1855-1936). Парсонс использовал также идею гомеостазиса, складывающегося из адаптации, достигания цели, интеграции, поддержания скрытых структур и снятия напряженности. Кстати сказать, этнометодология возникла как реализация проекта структурно-функционалистской социологии Парсонса [58, с.5].

2. Р.К.Мертон (р. 1910), развивавший функциональный анализ «среднего уровня», сосредоточенный на конкретном явлении в рамках некоторой социальной системы [98, c.131]. Аналитик пытается показать, как это явление дает толчок к усилению или уменьшению стабильности системы в целом. Когда явление негативно влияет на стабильность, говорят, что имеет нормальное функционирование нарушено, имеет место дисфункция. Итак, функциональный анализ – стратегия для получения гипотез, которые можно подвергнуть эмпирической проверке с помощью сопоставительных или иных методов [98, c.131].

В американской социологии и социальной философии понятие «роль» введено в оборот работами Ральфа Линтона и Г.Х.Мида. Именно линтоновское понятие и было усвоено функционалистами, в результате «роль» потеряла прямую ассоциацию с театром. Основное функционалистское положение может быть сформулировано так: всякая экспликация феномена должна формулироваться в терминах его роли в системе (критику такого по ложения с эпистемической точки зрения см. [279, с.102]). А в работах Мида и его последователей эта «театральная» коннотация постоянно подчеркивалась [270, с.5]. Ролевому рассмотрению подвергались не только литературные тексты, но и практически любое человеческое действие – в литературе, истории и обществе. Театральная «драма» – аналог проблемы в реальной человеческой жизни. «Драматический» метод состоит в том, чтобы выявить человеческую мотивацию не в чисто метафорическом смысле, а так, чтобы понять, что люди действительно исполняют роль, act, поскольку именно действие – качественная составная часть драмы [75, с.12].

Между социологической и лингвистической разновидностями функционализма очень много схождений, ведь язык создает основу для восприятия социальной действительности и для реагирования людей на нее. Об изменениях «форм жизни» сигнализируют описания и соответствующие разграничения понятий в обыденной речи [173, с.47]. «Функциональный баланс» проявляется и в том, что грамматические процедуры воздействуют на равновесие двух конфликтующих интересов [318, с.277-278]: сохранить возможность «вычислить» исходную структуру, выявить сообщение на основании поверхностной структуры, гарантировав минимальность усилий интерпретатора для такого вычисления; а при этом минимизировать усилия говорящего.

К оглавлению

2.2. Философский функционализм

Как и бихевиоризм, функционалистская философия мысли предполагает, что ментальность – понятие не свойств мыслительных субстанций, данных непосредственно, а понятий комплексных КАУЗАЛЬНЫХ свойств. Фундаментальным и для бихевиоризма, и для функционалистов является убежденность в первичности каузальног о, физического порядка. Наши понятия мыслительного должны осмысляться посредством установления того, как мыслительное вписывается в каузальный порядок природы. Однако функционализм ничего не говорит о том, представлены ли понятия, определенные функционально, мыслительной или материальной субстанцией. Функционализм только утверждает, что эти понятия не отражают непосредственную данность [100, c.1].

Одним из направлений философского функционализма является моделирование человеческой когниции. К сторонникам такого философского направления относятся: Д.Льюис, Х.Патнам («машинные таблицы»), Пылышин (вычислительный функционализм в искусственном интеллекте), Деннетт, Лайкан (концепция гомункулюса). Философы-функционалисты стремятся осуществить часть программы исследования когнитивной науки, выяснив, как мысленные события (mental events) опознаются и классифицируются [56, с.112-113]. Функционалисты считают, что мысленные события классифицируются в терминах своих каузальных ролей. Ментальное событие описывается в терминах своей роли в мысленной системе, оно опознается и классифицируется вне зависимости от физической реализации.

Такой «машинный функционализм» родился в середине 1960-х годов, когда Патнэм и Фодор предложили компьютерную метафору для человеческой ментальности [234, с.7-8]. Критикует это направление Дж.Серль, полагающий [302, с.15], что «компьютерный функционализм», «когнитивная наука» – всего лишь удобная рабочая метафора, полезная только в эвристическом отношении. В основе такого «гомункулярного функционализма» лежит, по [321, с.71-72], предположение, что когниция – это своеобразное вычисление, а ментальность может быть разложена на функциональные составляющие. Тезис о «функциональной композиционности» реализуется в трех направлениях:

- каждое психологическ ое состояние (например, установка, attitude) обладает своей ролью в своеобразной «психологической экономике» [42, с.265];

- ментальность модульна, то есть имеются модули, взаимодействующие между собой, но обладающие каждый своей задачей и специализацией;

- каждый модуль, в свою очередь, представляется как более сложная организация со своими внутренними модулями, и так далее, до тех пор, пока мы не дойдем до психологически примитивных модулей.

Такой когнитивный подход, по [328, с.58], – не более, чем «старое вино в новых мехах», а не альтернатива для бихевиористского функционализма, доминировавшего до этого в психологии, содержание все то же: редукция сложной ментальности, представление ее как взаимодействие переменных их конечного набора.

Другим направлением в практической философии является «историко-функциональный концептуальный анализ» при интерпретации текста-источника [203, с.208], в двух направлениях [203, с.33-34]:

- предыстория понятий демонстрирует опорные концепты и показывает, как происходили изменения понятий;

- «мир» формируется другими понятиями, входящими в синхронную семантику анализируемого понятия на правах компонентов;

- это окружение понятия конструируется социальной действительностью, когда аналитик учитывает разграничения, существующие в рамках социальной структуры.

К оглавлению

2.3. Литературоведческий функционализм

Типичные представители литературоведческого функционализма в 20 веке – русские формалисты (например, В.Шкловский) – рассматривали главным образом взаимодействие читателя с текстом. Именно интерес к рецепции поэтического текста привел формалистов к функционалистской теории литературы, к антропологическому аспекту исследования искусства. Такой подход отвечал на вопрос, почему поэтический текст организован именно данным, а не другим образом, как читатель воспринимает текст и в чем кроется социологический фактор динамики литературной эволюции [269, с.4].

При этом учитывалось, что у любого факта, упоминаемого в литературном тексте, не одна, а целый букет функций, скажем, тематическая, формальная и какая-нибудь сугубо личная для писателя; интерпретация факта зависит от уровня, на котором интерпретатор истолковывает данный текст [189, с.18]. Независимо от того, как концептуализируется часть или целое, намерение и функция, интерпретатор всегда сам является является тем «я», которое одновременно создает и представляет (презентирует) интерпретацию.

К оглавлению

2.4. «Функциональность» в лингвистике

Лингвистический функционализм многофакторен, в частности, включает [232, с.68] положения об интенциональной основе функций, о соотнесенности функции с формой, об облигаторности функции у каждого непериферийного элемента системы. В.Г.Гак [11, с.180-182] отмечает также такие моменты, как роль в системе и в движении, в отношении части к целому, связь с понятием целевого назначения и диалектику связи системы и функций. В результате анализа функционалистских исследований можно выделить следующие «дифференциальные» признаки теории, совокупность которых как минимум дает основания квалифицировать те или иные концепции как функционализм:

1. Единство действия. Кантовское понятие «функция» берется как единство действия, выраженное в упорядочении различных представлений под одним, общепризнанным углом зрения [208, c.139].

2. Главенство принципов человеческой ментальности. Функциональность – то же, что значимость употребления знака, зависящая от определенно го дискурсного мира («области опыта») [79, с.27]. Грамматики человеческих языков основаны на функциональных принципах [329, c.3]. Синтаксические альтернации, специфичные для конкретных языков, используются для указания на конкретные семантические или прагматические функции, проявляющие общие закономерности (по-своему представленные в данном языке) в хранении и поиске информации в памяти.

Ментальные состояния полностью задаются своей «функциональной ролью» в объяснении наблюдаемого поведения [198, c.65] и не выводимы исключительно из «диспозиций к поведению». Одни ментальные состояния объясняются через другие [198, c.65], при этом не обязательно все сводить к «физическим» свойствам как последней инстатции: важны функции, а не физическая субстанция «мозга» [197, c.15].

3. Универсальность функций речевого поведения. Структура языковой системы предопределена своими функциями. А поскольку некоторые потребности человека и общества универсальны, есть и универсальные функции, присущие речевому поведению на любом языке и проявленные в грамматической и лексической структурах [236, c.249].

4. Телеологичность языка как целенаправленной деятельности, механизмы которой предопределены целями. Язык – не готовый статичный продукт, а активное «языковое творчество» [183, c.6]. Большая часть результатов функционального анализа речи может быть сформулирована в телеологических терминах [159, c.351]. Например: фонологические элементы «служат» выделению значений (вычленению значений из континуума); расположение морфем или слов «служит цели» построения предложений, – так чтобы предложения и любые их части служили цели социального взаимодействия.

5. Вмешательство экс тралингвистических факторов в язык и речь. Язык рассматривается не только «изнутри», в терминах формальных свойств (таким было бы формалистское объяснение, устанавливающее отношения между элементами исключительно языкового произведения – текста), но и извне, с точки зрения того, что он дает системам, в которые входит в качестве подсистемы, – культурам, социальным системам, системам мнений и т.п. [228, c.76].

6. Соотнесенность формы и функций языка. Форма языка соответствует функциям языкового употребления, отвечает запросам этих функций. Лингвистика, как и язык, имеет различные задачи, различные функции, определяющие форму лингвистической теории [133, c.481]. Следует не просто приписывать функциональные интерпретации уже выявленным единицам формы и компонентам таких единиц, а членить формальные компоненты на свои элементы и перегруппировывать их в функциональные компоненты [177, c.91]. Функциональный компонент чаще не совпадает, чем совпадает с формальным.

Это положение реализуется следующими методическими презумпциями [177, c.88]:

6.1. Грамматическая теория описывает множества функций. Комбинации формальных единиц, выполняющих эти функции и варьирующихся в конкретном окружении, обладают своими функциями, играют фундаментальную роль в организации формальной грамматики языка.

6.2. Анализируется множество формальных противопоставлений в рамках поверхностной структуры на уровне высказывания, а также отношения этих противопоставлений к различиям в семантико-прагматическом значении. Формальная сторона играет меньшую роль.

6.3. Закономерности, выявленные в рамках одного конкретного компонента системы, рассматриваются как результат более общих закономерностей системы в целом. Некоторые закономерности объясняются как результат взаимодействия компонентов.

6.4. То, как формальные единицы взаимодействуют между собой (вне зависимости от принадлежности компонентам системы), является единственным веским основания для обобщений. Универсалии, касающиеся форм языка, логически выводятся из функциональных принципов.

7. Выявление связи между функцией и ее реализацией как задача анализа. Цели речи более важны, чем методы их достижения [44, c.13]. Конкретная деятельность может обладать несколькими функциями и наоборот, одна функция может быть распределена между несколькими видами деятельности. Общие задачи функционального анализа: а) выявить множество функций, важных для общения, б) исследовать, как различные функции кодируются и воплощаются в речевых действиях. Критерии выделения функций бывают как языковыми, так и внеязыковыми [44, c.13].

8. Конвенциональность функций. Системный аспект сочетается с деятельностным [106, c.142] и заключается в описании конвенционализированных функций, присущих средствам выражения, трактуемым в грамматике [106, c.164].

9. Опора исключительно на непосредственно наблюдаемую, поверхностную структуру («сюрфасизм»), на крупные речевые образования [178, c.55]. Элементарные единицы – морфемы и правила – рассматриваются как исполнители ролей в формировании семантически точных и легко воспринимаемых, «декодируемых», высказываний, когда стремятся к максимальной прозрачности в объяснении [178, c.55]. Там, где «формалист» хочет получить максимально простую формулировку правила и/или простую, обобщенную констатацию структуры, функционалист не боится усложнения, подчеркивает множественность функций, к которым сводим синтаксический процесс, ищет закономерности на уровне целой системы [179, c.403], рассматриваемой как функционально целостный механизм общения [179, c.404].

10. Связь между общей и индивидуальной компетенциями. Социопсихологиче ское исследование коммуникации (социопсихологической структуры, общей для коммуникантов, общности целей и средств при реализации намерений в общении) учитывает существование очень индивидуальных, неповторимых «компетенций», или знаний системы правил у носителя языка [266, c.215].

11. Культурологическое измерение языка. Естественные языки – инструменты культуры, используемые для систематического соединения звуков и значений для эффективной передачи символов в человеческом обществе [295, c.231]. Анализ состоит в исследовании инструментальных функций языка и речи, когда в природе инструментов видят результат присущих им конкретных функций: эти инструменты обладают своими частями и свойствами, функционально взаимодействующими в рамках данного инструмента [295, c.232].

12. «Ономасиологичность»: типы внеязыковых фактов (положений дел, состояний и т.п.) выявляются и единообразно характеризуются через языковые значения [92, c.97]. Составление реестра возможностей языков – «языковых универсалий» (как «возможных» свойств языков) имеет смысл только для «реальных» возможностей языков (species civiles у Лейбница, а не species logica). Типы обозначения в языках вскрываются и отграничиваются от иных типов в рамках известных языков не прямо, а на основании коррелятов таких типов. Реестр должен содержать только эмпирически зарегистрированные возможности или те, которые прямо или опосредованно вытекают из зарегистрированных.

К оглавлению

2.5. Лингвистический функционализм

Несмотря на свою популярность, функциональный подход в лингвистике конца 20 века не имеет доминирующей самостоятельной доктрины: «Функциональная лингвистика (функционализм)», – скорее «совокупность школ и направлений, возникших к ак одно из ответвлений структурной лингвистики, характеризующихся преимущественным вниманием к функционированию языка как средства общения» [7, с.566]. Основной принцип такого направления – «понимание языка как целенаправленной системы средств выражения (так называемый телеологический принцип) – был выдвинут Р.О.Якобсоном, Н.С.Трубецким и С.О.Карцевским в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» (1929), а затем развит в работах других представителей пражской лингвистической школы, а также немецкого психолога К. Бюлера, обосновавшего концепцию трех функций языка – экспрессивной, апеллятивной и репрезентативной» [7, с.566].

Так, Р.Якобсон в конце 1940-х годов писал: «вопрос о том, в чем состоит общий знаменатель различных направлениях современной науки о языке – отличающий ее от доминирующей неограмматической традиции конца XIX века, – имеет следующий ясный ответ: язык в первую очередь интерпретируется как инструмент коммуникации (tool of communication), а структура его анализируется в свете целей, которым служит он и его компоненты. Это – структурный, или функциональный подход, обладающий многими гранями» [201, c.49].

Эта же идея обладает эвристической ценностью для функционалиста и сегодня: язык должен изучаться под углом зрения своей роли в человеческой коммуникации [132, c.3] и рассматриваться как система такой коммуникации, а не как перечисление структурных описаний предложений. Главная функция языка – инструментальная: язык – инструмент речевого взаимодействия людей [132, c.7]. Чтобы понять суть языка, необходимо посмотреть на общение. Конечно, речевое общение не всегда сводимо к передаче информации, однако можно, по [332, с.330], утверждать: чтобы понять природу и структуру языка, нужно учесть, что язык, подобно другим инстр ументам, используется для чего-то; скажем, молоток нормально использовать для забивания гвоздей, – хотя иногда его и используют, вместо гири.

Иногда именно по этой линии – учет (функционализм) или отвлеченность от коммуникативного предназначения языка – и противопоставляется функционализм другим лингвистическим направлениям [170, с.513].

При функционалистском взгляде на язык часто отвлекаются от существования этических мотивов употребления языка, на первом месте – цели, а именно: интеграция, принятие, группировка интересов [186, c.12]. Язык позволяет достигать своих целей. Убеждение, реклама, влияние на мировоззрение, пропаганда действуют на человека исподволь, скрыто достигая поставленных целей в той степени, в какой это позволяет язык.

Лингвистам, ограничивающимся формальным описанием языка (скорее даже частей языка), кажется, что их работа завершена, когда все части упорядочены или подведены под категории, подсказываемые выбранной ими концепцией. В том самом месте, в котором формалистам работа становится неинтересной, к делу приступают функционалисты [144, c.39], со своими стандартами объяснительности. Иногда им представляется, что то, что формалисты умеют объяснять, второстепенно или незначительно или даже иллюзорно.

Функциональное описание языка охватывает: 1) систему речевой семантики и функций со своими аргументами, 2) морфологическую систему, 3) прагматическую систему, включающую такие понятия, как иллокутивная сила, пресуппозиция, топиковость и определенность, 4) систему социальных норм, управляющих различными видами речевых событий и деятельности [132, c.14]. Функционалист ориентируется на описание языка в терминах типов речевой деятельности и типов конструкций, используемых в ней, стремится только констатировать взаимодействие синтаксиса, семантики и прагматики (в различных языках неодинаковое), не берясь что-либо предсказывать: функцион альные теории занимаются системами, а не реальным поведением [132, c.15]. В центре внимания находятся средства, используемые языками для указания на ситуации (и их участников) в дискурсе [132, c.25]. Причем микросоциологический функционализм теории систем не совпадает с макросоциологическим функционализмом анализа разговора и объективной герменевтики [299, с.165].

Важным положением является «принцип противоположности», соотносящий функцию с объемом употребления языковых форм: «Функции языковых форм определяются объемом употребления этих форм. Поэтому и функция формы должна определяться в отношении к другим формам, употребляемым рядом с ней в данной семантической или синтаксической области» [24, c.131-132].

Итак:

1. Языки рассматриваются как инструменты для выполнения своих функций. Форма инструмента отражает эти функции, подчиняясь их императивам. Языки структурированы так, чтобы годиться на выполнение этих функций. Есть иерархия функций. Главной является функция сообщения (коммуницирования), лежащая в основе всех остальных функций [238, c.2].

2. Части сложных структур языка обладают различной значимостью, важностью, предопределяемой функциями этих частей.

Функциональный подход в грамматическом описании упрощает грамматику, освобождая ее от искусственных формальных приемов (таких, как «деривационные ограничения», фильтры на поверхностную структуру и т.п.). Существуют лишь принципы восприятия и межличностного взаимодействия, работающие даже за пределами языка [260, c.492]. Эти прагматические факторы служат аргументами в пользу того или иного устройства грамматики [243, c.417], представляющей структуру в терминах «функций». При таком «интегральном» подходе каждый элемент описания выполняет определенные функции в рамка х системы языка [315, c.7].

В грамматике описывается не только множество возможных предложений данного языка и отношения между ними, но и выбор из числа семантически эквивалентных предложений, т.е. выбор альтернативных поверхностных реализаций одной и той же исходной структуры [322, c.311]. Такой функциональный синтаксис предполагает предварительно выполненное формальное описание. В рамках неинтерпретативного функционализма описание состоит в констатации того, какие факультативные трансформации запрещены в конкретном контексте и/или ситуации. В интерпретационном функционализме констатация – указание контекстов и/или ситуаций, в которые может включаться данная форма предложения. Там, где представители первого взгляда исследуют правильно построенные предложения (а точнее, системы грамматических правил, порождающих предложения), функционалисты второго направления подчеркивают использование этих предложений в реальном процессе общения [199, c.5]. Ярким примером интерпретативного функционализма является теория речевых актов.

Назад | Началокниги | Дальше