В.З.Демьянков

Функционализм в зарубежной лингвистике конца 20 века

This page copyright © 2003 V.Dem'jankov.

http://www.infolex.ru


Продолжение

К оглавлению

7. Полифункционализм языка: суперпозиции и иерархии функций;

функциональная насыщенность текста

Уже давно отмечалось, что необходимо «изучать как те формы языка, где преобладает исключительно одна функция, так и те, в которых переплетаются различные функции; в исследованиях последнего рода основной проблемой является установление различной значимости функций в каждом данном случае» [35, c.25].

Дж.Беркли в 1710 г. писал: «… сообщение идей, обозначаемых словами, не составляет, как это обыкновенно предполагается, главной и единой цели языка. Существуют другие его цели, как, например, вызов какой-либо страсти, возбуждение к действию или отклонение от него, приведение души в некоторое частное состояние, – цели, по отношению к которым вышеназванная цель во многих случаях носит характер чисто служебный или даже вовсе отсутствует, если указанные цели могут быть достигнуты без ее помощи, как это случается нередко, я полагаю, при обычном употреблении языка» [4, c.166].

«Функция данного предметного содержания в замкнутом единстве индивидуальной психической жизни», т.е. «пережитость или переживаемость всякого вне-психического содержания», позволили В.Н.Волошинову говорить о том, что мы можем назвать суперпозицией функций – «что» и «как» переживания [10, c.39].

Именно этого взгляда придерживался и Н.Хомский [84, c.229], который рассуждает следующим образом. Обычно к функции языка относят коммуникацию как главную цель, – только она, как предполагают, проясняет природу языка. Но что же такое «главная цель»? Что можно назвать, скажем, коммуникацией в отсутствие аудитории? Когда аудитория безответна, лишена права голоса? Когда у вас нет никакого намерения передавать информацию или изменить мнение или установку по отношению к чему-либо? Итак, либо термин «коммуникация» не столь прозрачен, как кажется, либо же коммуникация – не главная функция языка [84, c.230]. Все-таки более правдоподобен взгляд «позднего Л.Виттгенштейна», полагавшего [351], что язык обладает многими функциями, но основная – умозаключение (cp. [207, c.71]). Иначе говоря, именно эта функция лежит внутри всех суперпозиций.

Именно суперпозицию имел в виду и Р.Якобсон, писавший: «вряд ли есть речевые сообщения, выполняющие только одну функцию. Разнообразие заключено не в монополии какой-либо одной из этих функций, а в различном иерархическом порядке функций. Речевая структура сообщения зависит, в первую очередь, от главенствующей функции» [202, c.66](имеется в виду функция, главенствующая в конкретном эпизоде речи).

Кроме суперпозиции (наложения) функций есть и иерархия их. Различаются иерархия функций языка вообще и функций элементов в системе языка. Пример первой дает Ш.Балли, второй – Е.Курылович.

Ш.Балли полагал: «Первоочередная функция языка заключается в том, чтобы обеспечивать индивидуумам группы возможность общаться друг с другом. Чтобы узнать, отвечает ли язык и в какой степени требованиям общения, нужно эти требования определить; мы резюмируем их намеренно жесткой формулой, которая в контексте с фактами приобретает большую гибкость: язык служит потребностям общения в том случае, если он позволяет передавать мысль с максимумом точности и минимумом усилий для говорящего и слушающего» [2, c.392]. И далее: «Легко понять, однако, что такое упрощение не обходится без серьезного ущерба для выражения оттенков индивидуальной мысли и что, в частности, такая стандартизация стесняет эмоциональные движения. Вообще можно допустить, что потребности общения противоположны потребностям выражения; однако для доказательства этого недостает еще подробных исследований» [2, c.393- 394].

Е.Курылович различал первичную функцию (или значимость – valeur) и вторичные функции [24, c.19]. Например, первичная функция мужского рода – «общее» личное значение, поскольку «именно мужской род употребляется там, где пол не различается» [24, c.103]. Причем: «Первичная функция не имеет ничего общего с этимологическим значением формы. Эта функция связана со значимостью формы, определяемой в системе и независимой от семантического окружения» [24, c.103]. Поэтому: «можно говорить о первичной функции аккузатива в роли прямого дополнения и о ряде вторичных функций: аккузатив цели (др.-инд. nagaram dacchati «идет в город», лат. Romam ire «идти в Рим»), протяженности, цены и т.д. Условия употребления аккузатива во вторичной функции всегда могут быть определены. Условия эти – контекст, но не в каком-то неопределенном смысле: это прежде всего семантическое содержание глагола, от которого зависит падежная форма. Окончание аккузатива как бы приспосабливается к глаголу, проникаясь его специальным значением. Первичную функцию, напротив, так определить не удается. Пользуясь терминологией Бюлера, она «обусловлена в системе» (systembedingt) в то время, как вторичные функции «обусловлены в поле» (feldbedingt)» [24, c.184].

С помощью лексем (обладающих интенсиональными потенциалами значения) или их комбинаций в рамках конкретной «языковой игры» (в виттгенштейновском смысле) совершается референция к вполне определенным предметам или изображаются конкретные десигнаты предикатов. Потенциалы каждой лексемы одновременно и гибки, и ограниченны [251, c.73]: с одной стороны, они предопределяют референцию к множеству разнообразных предметов и изображение целого спектра десигнатов предметов, а с другой, явно ограничивают набор объектов, допустимых в качестве референтов и/или десигнатов предикации. Именно поэтому значения слов взаимообусловлены в контексте, так что из выбора слов «высвечивается» тематическая структура текста [251, c.77].

Из сказанного вырисвовывается следующая картина. Текст обладает функциональной насыщенностью [251, c.33] в той степени, в какой:

1. Каждая часть текста делает явный вклад в свою иллокуционную функцию (как и в теории речевых актов, под иллокуцией понимается тип намерений, осуществляемых с помощью высказывания): насыщенность соответствует степени связанности (непрерывности) текста. Вкрапления чужеродного материала приводят к уменьшению понятности, к нарушению правил разумного общения, а потому и к меньшей функциональной насыщенности.

2. Почти все элементы текста (любой величины – слова, члены предложения, целые предложения, группы предложения и т.д.) обладают функцией, указывающей на индивидуально-ситуативный контекст, выводящий за рамки отдельно взятого предложения. Такая функция может быть результатом суперпозиции – композиции других функций.

3. Далеко не всегда одной части текста приписана одна функция. Каждая часть текста обладает функциями на различных уровнях иерархии и смысла: у предложения может быть, скажем, одна функция по отношению к соседним с ним предложениям, а другая – по отношению к более крупному единству, в которое входит и которому подчинено. Предложение может, например, играть некоторую роль в развитии темы (направлять ход повествования), обладать аргументативным статусом и выполнять стилистико-эстетическую функцию.

Соответственно, различаются насыщенное и ненасыщенное употребления языка [313]. Одни и те же свойства языка эксплуатируются самыми разными говорящими, но для некоторых из них наиболее характерны одни, а не другие свойства. Например, страстный обмен мнениями (с соответствующими просодией, синтаксисом и лексикой) по поводу технических моментов футбола, в принципе, возможен в любой компании, однако в наибольшей степени он типичен для мужской компании, да и то не всякой [314, c.9], а только в той, где такое употребление считается «насыщенным».

Назад | Началокниги | Дальше