В.З. Демьянков

Новая книга по семиологии языка*

This page copyright ї 2003 V.Dem'jankov.

http://www.infolex.ru

Отсканированная версия рецензии:

Демьянков В.З. Новая книга по семиологии языка // НТИ, сер. 2. М., 1986. №7. С.31-32.

Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. – М.: Наука, 1985. – 335 с. – Библиограф.: с.315-323.

В книге Ю.С. Степанова рассматривается история логико-философских концепций языка (называемых им условно «философиями языка»). Решая эту задачу, автор выбирает из богатейшего достояния фактов и идей, связанных с этими весьма различными концепциями, выбрать те, которые позволяют составить цельное, синтетическое представление о языке и использовать это знание в актуальных проблемах сегодняшнего дня. Автором предложено оригинальное решение этой задачи.

История концепций рассматривается не как аморфный «единый поток», а как смена определенных «стилей мышления», или «парадигм». Основная идея автора заключается в том, что смена «парадигм» во взглядах на язык определенным образом мотивирована самим объективным семиотическим устройством рассматриваемого объекта – языка. В семиотике язык описывается в трех измерениях (отсюда название этой части) – семантики, синтактики и прагматики. (Термин измерение здесь является синонимом терминов параметр, координата.)

Исторически первой возникает семантическая парадигма, или «философия имени» (ей посвящена первая глава). В рамках концепций, укладывающихся в эту парадигму, мир представляется как совокупность «вещей», размещенных в «пустом пространстве»; а вещь может получить «имя», связанное, в свою очередь, с сущностью вещи (временной, неслучайной и безусловной). Язык при этом рассматривается как совокупность имен вещей, открывающих путь к познанию сущностей. К этапам этой парадигмы относятся теории Аристотеля, Порфирия, Петра Испанского, Оккама, Николая Кузанского; отдельное место занимает концепция А.Ф.Лосева в 1920-е гг.

Три основные черты выделяют данную философию языка как парадигму: а) понятие имени служит исходной точкой; б) доминирует понятие сущности, в) понятия имени и сущности сопровождаются понятием иерархии. Суть именования отражает понимание имени как функции. Вся философия имени проникнута духом символа; искусство же, в наибольшей степени отвечающее философии имени, – французский и русский символизм. Его поэтику можно – вслед за автором – назвать «поэтикой имени», или «семантической поэтикой».

Семантической парадигме отвечает, по замыслу Ю.С. Степанова, в модельном представлении, особая модель языка – «Язык-1». (Все модели рассматриваются в седьмой, заключительной главе данной части, но здесь мы сопоставляем их по отдельности с основными главами, чтобы оттенить указанную основную идею автора.) Под Языком-1 понимается естественный язык, все основные показатели которого характеризуются числом 1: на нем можно производиться высказывания только степени 1, только уровня 1 (эти понятия ниже разъясняются), имена этого языка группируются только в один класс, как и предикаты; это «очень бедный естественный язык», обладающий только семантикой, в то время как Язык-2 обладает и семантикой, и синтактикой, характеризуясь числом 2, а Язык-3 обладает семантикой, синтактикой и прагматикой («дектикой») и характеризуется числом 3 и более.

Степень языка указывает на максимальное количество термов (актантов), допускаемых в каждом отдельном высказывании на этом языке, а уровень (или порядок) означает максимально возможную степень производности высказывания данного языка (Язык-1 не допускает сведения ни к каким другим более низким уровням; Язык-2 может быть сведен к перифразам высказываний на Языке-1, а Язык-3 – к высказываниям на Языке-2 и Языке-1). В Языке-1 все предложения являются равно и аналитическими и синтетическими, в нем нет логических слов типа или, некоторые, все, нет и отрицания (т.е. нет слов, соответствующих логическим операторам, усложняющим элементарную логическую формулу высказывания). Говорящий на этом языке присутствует только как «говорящий о чем-то» и не может высказываться о себе самом (даже его имени Я нет среди объектов): координата «я – здесь – сейчас» задана только фактом говорения на этом языке, но не выражена, нет средств сказать о ней на Языке-1, и поэтому в некотором смысле она отсутствует. Здесь есть высказывания о прошлом, но говорящий никогда не знает, что это – прошлое. Искусство слова на этом языке представляет собой нечто вроде эпоса, повествующего только о том, что и без того известно на практике и о чем говорится в обыденной речи носителя этого языка. Язык-1 реально соответствует одному фрагменту реконструируемого протоиндоевропейского языка.

-32-

Исторически следующая, вторая, основная парадигма – синтактическая, или «философия предиката» (четвертая глава; о промежуточных главах будет сказано ниже). В этой новой картине языка, создававшейся в течение двадцати – тридцати лет на рубеже XIX и XX веков, отражены новые физические представления о мире (напр., «частная теория относительности» А.Эйнштейна 1905 г.); пространство и время объединяются в единую форму существования материи – пространство-время. В новой картине мира, «в самом существе понятия предиката как ядра пропозиции о факте, кроются те же координаты, а значит, и зависимость от системы отсчета. Но координата точки отсчета, сам говорящий, в этот период не осознается как отдельная, она присутствует в скрытом виде, как усредненная координата «всякого говорящего», носителя языка вообще» (с.288). Первый период этой парадигмы связан с семантическим изучением изолированных слов, второй характеризуется учетом всеобщей связи, «системности», в противопоставлении «атомизму». В общем случае предикат – это пропозициональная (или «высказывательная») функция, этим объясняется явление «семантического согласования» между предикатом и субъектом предложения. Выделяются базисные предикаты, действующие в пределах предложения, и «суперпредикаты» – в пределах сложного, т.е. составленного из простых. Первые превращают имена в предложения, вторые – превращают простые предложения в сложные. Поскольку предикаты связаны со строением предложения в целом, а не с какой-либо его частью, семантический анализ предикатов, как подчеркивает автор, требует неконтрастной (некомпонентной) теории значения, но в данную эпоху (работы Б. Рассела, А. Айера и др.) развивалась лишь контрастная теория значения, связанная с «запретом» на анализ категориальных терминов (такой анализ считался «метафизическим» и относился к таким понятиям, как «материя», «сознание», «сущность» и т.п.).

Элементы философии предикатов имеются в учении античных стоиков, однако центральное место занимает эта философия в концепциях Б. Рассела 1920-40 гг., а именно, в «теории дескрипций», концепции пропозициональных установок, «иерархии языков» и «теории типов».

В модельном представлении синтактической парадигме отвечает Язык-2, с семантикой и синтактикой. В этом языке различие субъекта и объекта является семантическим признаком. Здесь разрешается – в отличие от Языка-1 – нарушить первоначальную сочетаемость субъектов одного класса с предикатами, определяющими другой класс субъектов. Поэтому имеются выражения, не определяющие никакого реального объекта, и возникает понятие интенсионального, или возможного мира, отличного от реального мира экстенсионалов, и создаваемого средствами языка. Поэзия, основанная на этом языке, использует новую сочетаемость субъектов с предикатами и даже может снимать ограничения на сочетаемость, а ее содержанием является «интенсиональный мир» смыслов, построенных по законам логики, но не обязательно соответствующих реальным объектам.

Наконец, исторически последней, в наши дни, возникает прагматическая парадигма (автор предлагает ее именовать «дектическая», от греч. dechomai «вмещаю в себя, принимаю на себя»), или «философия эгоцентрических слов» (шестая глава). Эта парадигма отличается от предыдущих в следующих отношениях: 1) весь язык соотносится с субъектом, его использующим, с «Я»; 2) все основные понятия, используемые для описания языка, релятивизируются: имена, предикаты, предложения – все теперь рассматривается как функции разного рода. В этой парадигме синтез понятия субъекта произошел на границе между художественной литературой и лингвистическим анализом высказывания. Одновременно «Я» говорящего расслаивается на «Я» как подлежащее предложения, «Я» как субъект речи и «Я» как внутреннее «Эго», контролирующее самого субъекта. И параллельно этому расслаивается сама прагматика. Истоки же этой идеи, как показывается автором, – в искусстве. Итак, данная парадигма концентрирует свое внимание на том отношении языка к говорящему, которое заключается в присвоении себе языка в момент – и на момент – речи.

При этом оказывается, что между реальным миром говорящего «Я» и миром лишь мыслимым, «интенсиональным», нет непереходимой границы, ибо между обоими этими мирами лежит мир, удаленный от говорящего и определяемый координатами «он – там – тогда». Эгоцентрические слова (я – здесь – сейчас) играют в анализе языка в рамках данной парадигмы решающую роль. Собственное имя индивида, в частности, является прямым обозначением этого индивида и косвенным обозначением другого индивида – «Я», который обозначает первого. Поэтому даже собственные имена также должны быть соотнесены с эгоцентрическими и представляют собой функцию количества индивидов, из которых нужно выделить данного.

В модельном представлении прагматической парадигме отвечает Язык-3 – с семантикой, синтактикой и прагматикой («дектикой»). В этом языке имеются все необходимые условия для появления пропозициональных установок, и художник имеет все средства отличить свой мир от мира другого человека. Особенностью речи на этом языке является возможность перифраз, например, пародий. Говорящий же может говорить от лица любого объекта (что невозможно в случае Языка-1 и Языка-2).

Кроме трех основных парадигм и их модельных соответствий, в данной части рассматривается некоторое количество «межпарадигматических периодов» (вторая, третья и пятая главы) – «философии языка» в XVII в., феноменология XX в. и некоторые другие. Почти все логические картины языка сопоставляются автором с соответствующими явлениями в искусстве, прежде всего, в словесном; такое сопоставление настолько убедительно и интересно, что становится несомненным не просто наличие связи между различными сферами человеческого интеллекта в рамках каждой эпохи его развития (парадигм), но и единообразие внутренней организации (изоморфизм) таких, казалось бы, разных областей, как теории языка, философские концепции языка, теории литературы (поэтики) и художественное творчество. Большим достоинством этого исследования является и то, что к такому выводу автор подводит своего читателя, не навязывая своего взгляда, а предлагая огромный фактический материал – делая это очень умело и глубоко, так что читатель порой испытывает настоящее волнение от соприкосновения с глобальными проблемами культуры.

Чтение этой замечательной книги не только увлекательно (при всей своей энциклопедичности, она написана очень живо и, можно сказать, «симфонично»), но и полезно для специалистов в самых разных областях. Она, несомненно, является ценным вкладом в исследование человеческого интеллекта. Думается, что рецензируемая работа знаменует начало новой парадигмы – «метапарадигмы», синтезирующей в себе все три из перечисленных и взятых теперь уже в качестве объекта.