В.З. Демьянков

Намерение в интерпретации и интерпретация намерений в речи·

1. Намерение и преднамеренность в речевом поведении. 1

2. Намерение и выбор действий. 2

3. Намерение и психологическое состояние. 2

4. Намерение и предвидение результатов. 3

5. Намерение и контролируемость речи. 4

-41-

Понятие «намерение» в рамках лингвистической теории входит в поле «речевого действия». Очень важно оно и в обыденной жизни. В теориях речевой коммуникации, разрабатываемых в последние годы в нашей стране и за рубежом (в частности, в функциональном направлении, в теории речевых актов, в прагматических филиалах теории коммуникации, в «логике речевого действия») намерение высказывания часто рассматривается как исходный пункт высказывания, в рамках схемы «от намерения – к выражению и обратно». Однако такое прямое соотношение выражения и намерения представляет собой всего лишь одну из бесчисленного множества возможностей: это тот частный случай, когда интерпретация выражения автором

-42-

опирается на интерпретацию той реакции, которое высказывание вызвало (или могло бы вызвать) у адресата, причем общую оценку всего события общения производит также автор высказывания. Для того чтобы указанная схема была справедливой, необходимо дополнительное допущение, – далеко не всегда справедливое, – что полученная интерпретация укладывается в стратегический замысел, существовавший у говорящего еще до высказывания. В более же общем случае намерение меняется даже по ходу отдельного высказывания: автор высказывания строит свою речь, одновременно интерпретируя ее и внося коррективы в тактическое воплощение стратегического замысла, – если такой замысел у него вообще имелся. А наличие такого замысла – «первичной интенции», в смысле О.Г. Почепцова, – в обыденном общении далеко не обязательно.

Более осторожный подход к понятию намерения принят, как представляется, в интерпретирующем направлении исследования коммуникации. Ниже мы сделаем попытку несколько конкретизировать этот подход.

1. Намерение и преднамеренность в речевом поведении

О преднамеренности в речи можно говорить, когда налицо выполнение заранее запланированного поступка: намерение оскорбить, сделать известным, сделать комплимент, упомянуть ученый термин, объяснить непонятные места, загладить вину, привлечь внимание и т.п. Непреднамеренность же – то, что не укладывается в рамки замысла. Так, оговориться, проговориться, разболтаться, ошибиться – при прямом истолковании соответствующих речевых действий, по «номиналу» – значит совершить непреднамеренные действия. Когда в замысел говорящего входит скрыть истинные цели своей речи, в частности, когда мы как бы нечаянно проговариваемся (а на самом деле используем эту видимость как прием), как бы ошибаемся (искажая факты, но при этом готовы, если нас уличат, признать свою ошибку), – имеем тот случай, когда непреднамеренность коварного говорящего – только маска, и казаться непреднамеренным уже входит в намерения. Таким образом, возможны намерения «первого эшелона» (например, «непреднамеренно ошибиться»), «второго эшелона» (камуфлирование этого замысла) и т.д. Здесь – один из источников бесконечной многозначности речевого действия, ведь номер эшелона намерения может быть, вообще говоря (но далеко не всегда на практике), бесконечно большим. Видимо, справедлив поэтому следующий

Принцип осторожности в интерпретации намерений:

Резервируй в качестве возможности ту гипотезу о правильном истолковании речи своего собеседника, что имеются скрытые эшелоны намерений.

Но в жизни мы далеко не так подозрительны, то есть не доводим этот принцип до

-43-

абсурда. Услышав фразу Доброе утро или Вы уронили бумажник, мы редко ищем скрытый смысл, руководствуясь

Принципом минимальной подозрительности:

Подозревай о следующем эшелоне намерений только тогда, когда убедишься в несостоятельности гипотезы о минимуме эшелонов.

2. Намерение и выбор действий

На любом этапе общения мы вправе выбрать свое будущее речевое действие из набора вполне допустимых, менее допустимых, неуместных поступков. Все три набора не исключают, в качестве возможности, и отказ от совершения очередного высказывания, т.е. нулевой поступок. В этом случае о намерении можно говорить как о значимости сделанного выбора. Однако оценка такой значимости опирается, – при конкретном истолковании действий, – на знание конвенций, правки, принципов общения, суживающих такой выбор. Поэтому многослойность находим мы и здесь: одно дело, когда пытаются в своем приветствии уложиться в заданные каноны, сказав Доброе утро, и другое, когда этот же человек, из любви к шутке, произнесет вместо этого в восемь часов утра Спокойной ночи (фраза, с которой учитель может обратиться к дремлющему ученику во время урока). Во втором случае намерение нарушить соответствующую конвенцию об уместности приветствия во временном плане.

Представляется, что ирония, сарказм и т.п. лежат именно в этой плоскости выбора действия. Ирония – случай преднамеренного отказа от конвенции. Когда же этот отказ сопряжен с эшелонированием намерений (скажем, когда некто упивается иронией в присутствии адресата-простака), можно говорить о коварной иронии. Ироническое коварство – явное нарушение конвенции, со скрытым намерением достичь неожиданного для собеседника результата, когда речевой этикет нарушается демонстративно с целью отвлечь внимание от планируемых поступков нарушителя.

3. Намерение и психологическое состояние

Можно считать, что хорошо было бы нагрубить, оскорбить своего собеседника, – или наоборот, высказать к нему все те чувства симпатии и любви, которые переполняют твою душу, – а при этом поступать так, как будто бы этих чувств не испытываешь. В таком случае речь идет не о коварстве и не о выборе действий, проявленном в реальных речевых поступках (хотя, конечно, возможны и смешанные случаи). Скорее здесь мы имеем дело со скрытностью. «Непроявленное намерение не может считаться намерением вообще», – думают некоторые философы языка. Мы бы предпочли в этом случае констатировать непроявленное внутреннее психологическое состояние, входящее в репертуар

-44-

признаков намерения. Такое измерение позволяет отделить «невольные» (а не «непреднамеренные») восклицания, оговорки, ошибки от искренних и подконтрольных, соответствующих истинному состоянию души. Если различать намерение и психологическое состояние в широком смысле слова, то можно говорить о всевозможных сочетаниях преднамеренности и выбора действий с искренностью: бывают искренняя и неискренняя коварная ирония, искренняя и неискренняя нековарная ирония и т.п.

Искренность в некоторых теориях (например, в теории речевых актов у раннего Дж. Серля) относится к условиям удачности речевого действия. Так, акт обещания удачен («не извращен»), если обещающий, действительно, намеревается совершить действия, объявляемые в его высказывании. Иначе говоря, искренность является, в терминах Дж. Остина, «реквизитным чувством» обещания. Однако именно в такой формулировке условие удачности не корректно: из того, что А пообещал сделать нечто, а его адресат расценил этот речевой акт как искренний (а тем самым этот акт был оценен как обещание), разве всегда вытекает, что A, действительно, искренен? Здесь из затруднений нас выводят проведенные выше разграничения. Когда A только пытается создать впечатление своей искренности, а на самом деле и не собирается выполнить обещание, мы имеем случай «коварной искренности». Таким образом, и искренность, – как и «коварство» и выбор действия, – принадлежность интерпретации автора речи, его адресата и стороннего наблюдателя (в общем случае – принадлежность «арбитра» коммуникации), оценки которых могут и не совпадать параметру искренности.

Неискренность не всегда приравнена лжи. Мы можем сообщить объективно истинное суждение Поезд из Калинина сегодня опоздал, полагая при этом, что сообщаем ложное мнение и пытаясь тем самым ввести в заблуждение своего собеседника, – а при этом даже не догадываясь, что, действительно, поезд из Калинина сегодня опоздал. Недаром поэтому искренность иногда характеризуют как субъективную, а не объективную психологическую истинность (Н.Д. Арутюнова).

Тот случай, когда одновременно и говорящий искренен, и его адресат интерпретирует действия говорящего как искренние, можно назвать кооперированной искренностью. Тогда выполнены, по меньшей мере (как обнаружил В. Фоссенкуль), четыре следующих условия:

1) намерения говорящего актуализируют некоторый конкретный фон общения и фактов (т.е. обладают объективными предпосылками);

2) этот фон включает в себя знание некоторой конвенции или ее альтернативы, которым обладают одновременно и говорящий, и его адресат,

-45-

3) общающиеся стороны ожидают, опираясь на общие – кооперативные» – цели, что конвенция (или ее альтернатива) соотносит намерение говорящего с убеждениями (мнениями, презумпциями и т.п.) адресата,

4) указанная координированность – соотнесенность – возможна только в том случае, когда говорящий обладает разумными основаниями (заложенными в языке общения) для выбора подходящих эксплицитно-языковых средств выражения.

В наших же терминах. кооперированная искренность – это нековарная, неироничная искренность, то есть один из множества логически возможных, а практически очень частных случаев.

4. Намерение и предвидение результатов

Предвидеть результаты своего речевого действия, – скажем, предвидеть реакцию собеседника, проявленную внешне или совершенно незаметную (то, что иногда приравнивают перлокутивному эффекту), – не всегда значит намереваться получить соответствующий эффект. Ведь можно предвидеть данный эффект как одну из возможностей (не всегда наиболее желанную), как одно из наименее вероятных событий и т.п. Так, с большей вероятностью мы ожидаем от собеседника реакцию благодарности, когда сообщаем ему, что тот успешно сдал экзамен (хотя возможны варианты). И в то время, как в случае с преднамеренностью, с ее характеристикой коварных действий, мы имеем дело с нацеленностью на желаемый, скажем, результат, – здесь скорее речь идет о степени вероятности, об ожидании эффекта. Иначе говоря, преднамеренность предполагает активность со стороны человека с данными намерениями, предвидение же результатов – скорее осмотрительность, аналитические способности, знание жизни. Вот почему можно коварно действовать словами, а при этом, страдая неосмотрительностью, проигрывать: к счастью, коварство не всегда побеждает и по той причине, что далеко не всегда сочетается с глубоким аналитическим умом.

Итак, предвидение результатов – одна из сторон намерения, не совпадающая однозначно с преднамеренностью, выбором действий и психологическим состоянием искренности. При этом следует иметь в виду, что одно дело предвидеть, а другое – адекватно оценить эффект: совестливый говорящий испытывает явно другие чувства, наблюдая результаты своих (пусть даже и предсказуемых) поступков (лжи, коварства, иронии), чем иные типы говорящих. Моральная и иная оценка, получаемая на основании этого разграничения предвидения и преднамерения, видимо, и определяет эту характеристику рефлексивности намерения.

-46-

5. Намерение и контролируемость речи

Контролируемость, в отличие от остальных параметров намерения, предполагает возможное использовать навыки, а потому обладает той или иной степени совершенства. Речевые действия далеко не всегда нам подконтрольны в полной мере. Так, не зная японского языка, мы можем намереваться поприветствовать японскую делегацию на ее родном языке (намереваться – при той или иной констелляции вышеупомянутых параметров намерения, кроме параметра контролируемости), – дальше этого дело может и не сдвинуться, с места. Неподконтрольны и дефекты речи того порядка, которые мы наблюдаем у Элизы Дулиттл на первых ее шагах в светском обществе: она слышала, как говорят люди из высших кругов (т. е. знала, по крайней мере, что какие-то конвенции существуют), – но нужными навыками которые только и гарантируют успешность контроля, еще не владела.

При таком истолковании контролируемость речи можно представить как один из независимых параметров намерения, наряду с преднамеренностью, выбором действия, психологическим состоянием и прозорливостью в предвидении результатов. Так, непроконтролированное коварство часто называют вредностью (как в предложении Какой он вредный, этот Н.: всегда жди от него подвоха), неконтролируемую иронию – бестактностью, неконтролируемую искренность – простотой нрава (которая иногда хуже воровства), непроконтролированную осмотрительность – природной осторожностью.

И наоборот, проконтролированное коварство – это просто коварство, проконтролированная ирония – ехидство, проконтролированная искренность – разумность (впрочем, с этим не всегда соглашаются) или дипломатичность, а проконтролированная осмотрительность зачастую бывает на грани с занудством.



· Электронная версия статьи: Демьянков В.З. Намерение в интерпретации и интерпретация намерений в речи // Текст: Структура и анализ. М.: Институт языкознания АН СССР, 1989. С.41-46.