В.З. Демьянков. Семантические роли и образы языка (Продолжение)
Язык как место речепроизводства аналогичен рабочему столу или станку, на котором «изготовляются» речи и с которого (иногда по недосмотру) «сваливаются» недоделанные или непреднамеренные речи. Для языка-станка тактильные свойства поверхности более существенны, чем площадь: с гладкого языка слова соскальзывают. Когда слово просится на язык, имеем олицетворение слова как полуфабриката речевой деятельности, а когда слово слетает с языка, реифицируется продукт речи.
Как со станка сходит продукция, так и с языка могут сойти или не сойти слова: «Я и книг не знаю», – шевельнулось в нем, но не сошло с языка и выразилось печальным вздохом (Гончаров); Он хотел что-то сказать, пересиливал себя, но слова с языка не шли; только сердце билось неимоверно, как перед бедой (там же; этот предикат языка весьма типичен для Гончарова). А слова эти прежде рождаются в голове – и проходят через горло: [...] пошевелилось у ней в горле, но на язык не сошло (там же).
Лингвистический язык и язык-станок ощущаются настолько различными, что могут одновременно упоминаться в одном и том же предложении: Хотят непременно, чтобы все было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, – словом, хотят, чтобы русский язык сам собою опустился вдруг с облаков, обработанный как следует, и сел бы им прямо на язык, а им бы больше ничего, как только разинуть рты да выставить его (Гоголь).
Предикаты группы проситься на язык, вертеться на языке, (быть) на языке, сорвалось / слетело (слово) с языка со значением ‘невольно сказать то, о чем иногда лучше бы и помолчать’ типичны для языка-станка. Виновником при этом признается не человек, не его язык и даже не «оно» (черт, нечистая сила), а высказываемая мысль, которая самопроизвольно является, например: Но что-то весьма неприличное / На язык ко мне просится, / Хунвейбины (Высоцкий). Это нечто просится как бы вовнутрь пространства к говорящему, как назойливый посетитель[76].
Есть аналогичное и во многих других языках, например, по-английски: [...] now that he has gone from me to his other victim with threats upon his tongue (Conan Doyle). В немецком и датском слово ‘лежит на языке’, соотв.: etwas liegt (или даже schwebt – ‘витает’) mir auf der Zunge; ordet ligger mig på tungen; по-фински pyöriä kielellä ‘вертеться, ходить кругами на языке’. Настырным слово может быть в немецком языке, где оно drängt sich jemandem auf die Zunge ‘пробивается к кому-либо на язык’ или brennt auf der Zunge ‘горит на языке’, когда непременно хочется сообщить о чем-либо.
Легкость вербализации как эквивалент русского вертеться на языке подчеркивает – в иных языках – нахождение на кончике языка, а не просто на языке (по-русски же так не говорят):
ћ по-французски, по-испански и т.д. говорящий ‘имеет слово на кончике языка’, соответственно: j’ai le mot sur le bout de la langue, ср. tengo esta palabra en la punta de la lengua ‘у меня слово на кончике языка’;
ћ по-армянски, по-фински, по-татарски, по-латышски и т.д. ‘слово находится (стоит, сидит и т.п.) на кончике языка’, соответственно: lyzwi
-220-
/a3rin linyl (лезви цайрин линел); olla kielenkärjellä; тел очында тора; tas man ir mēles galā ‘это у меня на кончике языка’. Иное переносное значение по-литовски: ant galo liežuvio stovėti ‘стоять на кончике языка’ говорят, когда некто знает, но не может вспомнить;ћ по-английски допустимы обе возможности, быть и иметь: to be (to have it) on / at the tip of one’s tongue[77];
ћ по-таджикски слово ‘приходит’ на кончик(е) языка: ба нўги забон омадан.
Образ висевшего на языке и сорвавшегося слова[78] или слова, нечаянно слетевшего с языка, также снимает ответственность с говорящего: Виноват, не буду, у меня с языка сорвалось; но как же вы хотите, чтоб в такую минуту не было желания... (Достоевский)[79].
Когда Достоевский говорит о слове, что оно готовилось слететь, мы наблюдаем картину борьбы подсознания (представляемого словом, спонтанной речью) с фрейдовским «сверх-Я», c сознанием как цензором: Все эти отклики и разговоры сдержали Раскольникова, и слова «я убил», может быть, готовившиеся слететь у него с языка, замерли в нем (Достоевский). Роль сцены (как текущего состояния внутреннего мира говорящего) контаминируется тогда с образом станка, на котором формируются речи[80].
С идеей непроизвольности хорошо согласуется и характеристика «послушного языка»: Были месяцы скорби, провала и смуты. / Ордами бродила тоска напролет, / Как деревья пылали часов минуты, / И о боге мяукал обезумевший кот. / В этот день междометий, протяжный и душный, / Ты охотилась звонким гременьем труб, / И слетел с языка мой сокол послушный, / На вабило твоих покрасневших губ (Шершеневич).
В известном примере из Гоголя скрытая парадоксальность заключается в том, что никогда не бывающее непреднамеренным (хорошо сформулированная мысль) подается как сам по себе упавший предмет: Артемий Филиппович. Да, Аммос Федорович, кроме вас, некому. У вас что ни слово, то Цицерон с языка слетел (Гоголь). Видимо, под впечатлением этой картины В.Набоков пишет: Лик по-французски говорил с русской оттяжкой, замедляя и смягчая фразу, не донося ударения до ее конца и слишком бережно отцеживая те брызги подсобных выражений, которые столь славно и скоро слетают у француза с языка (Набоков).
Продолжает это сравнение аналогия с песней, рвущейся из груди, когда слово рвется – но с языка: И невольно в море хлеба / Рвется образ с языка: / Отелившееся небо / Лижет красного телка (Есенин). Более экзотичен образ типа: Иные в сердце радости и боли, / И новый говор липнет на язык (Есенин). В следующем предложении имеем контаминацию быть на языке и лезть в голову: [...] но сам посуди, что это за предчувствия, если мне на язык лезут все эти словечки: некротический, привидения... (Стругацкие). В предложении У вас только одно на языке: «будет! будет!..» (Шукшин) со значением ‘от вас можно только услышать’ аналогия
-221-
с выражением: у него только одно на уме (ср. при этом: Что у умного на уме, то у пьяного на языке).
Все тот же образ имеется и в таких типовых выражениях, как не сходить с языка и быть на языках у всех, но не в выражении притча во языцех (где в форме локатива множественного числа имеем язык в значении ‘народ’). Например: Но все это было слишком на языках, обсуждалось хлопцами почти открыто среди своих – они считали, что бендеровец не может быть стукачом, а стукачи были (Солженицын). Ср. также в обороте гулять по языкам: Оно загуляло по языкам и застучало в аппаратах Морзе у телеграфистов под пальцами (Булгаков).
По-немецки можно сказать: einem geht etwas schwer / leicht von der Zunge – ‘что-либо (речь) идет с трудом / легко’. Допустимо и упоминание губ или рта: Diese Nachricht ist in aller Munde – буквально ‘эта новость у всех во рту’ (ср. в одной из песен Л.Утесова ‘с песней на губе’ из одесского узуса). А по-английски вполне нормально говорить о языке: wag one’s tongue – говорить зря; сплетничать, on the tongues of men – у всех на устах, set tongues wagging – вызвать толки, дать повод для сплетен. Возможен такой оборот и в других языках, с разными переносными значениями. Например, в норвежском: på folkets tunge – в народной памяти, в устной традиции, komme på folks tunger – быть предметом разговоров, пересудов, være på (ens) tunge – не сходить с (чьего-либо) языка; в литовском: liežuviai (pl. nom.) apkalbos, šmeižtai: žmonių liežuviai; liežuvius nešioti – сплетни, людские пересуды: распространять (букв. переносить) слухи; в таджикском: вирди забони hама будан – быть притчей во языцех (буквально ‘повторением языка всех быть’), забонзад – буквально: ‘избитый языком’ (задан – полувспомогательный глагол ‘ударять’) – избитый, трафаретный (о словах, выражениях и т.п.), общеизвестный, то, о чем все говорят; в татарском: телдəн телгə – буквально: ‘с языка на язык’, то есть из уст в уста, телдəн тɵшми – (буквально: ‘с языка не спускается’) у всех на устах, не сходит с языка, телдəн тɵшү – сойти с языка, перестать быть предметом разговоров, потерять славу, больше не упоминаться, телдəй ɵрү – (букв. быть в обращении на языке) быть у всех на языке, на устах, ил теле – (букв. язык страны, общества) молва. В древнегреческом тоже можно было сказать: κατά γλϖσσαν – ‘на основании слухов, понаслышке’.
Наконец, по-русски невозможно, но в немецком зафиксирован случай, когда нечто, висевшее на языке и очевидное для собеседника, с языка не само падает и не самим говорящим сбрасывается в виде речи, – а его снимает догадливый собеседник: Peter hat ihr das Wort von der Zunge genommen – ‘Петер снял слово с ее языка’, то есть Петер предвосхитил ее мысль, высказал эту мысль за нее.
О языке в этой функции говорят как о том, что хорошо или плохо работает, дает сбои, теряет силы, вновь обретает силы и т.п.
-222-
Предикаты язык хорошо подвешен / привешен у X-а особенно часты в причастной форме, свидетельствуют о фамильярности и обычно, но не всегда, имеют оттенок неодобрения. Невежливо похвалить начальника за то, что у него язык хорошо подвешен; однако вряд ли имеется отрицательная оценка в следующих употреблениях: Прерывать выступавших особенно старался высокоголовый злодей-подполковник, очень хорошо у него был подвешен язык и имел он перед нами преимущество безнаказанности (Солженицын)[81]. Хорошо подвешенный язык – образ языка колокола, который отвязали и который поэтому свободно болтается.
Менее фамильярны выражения: иметь бойкий язык и быть бойким на язык, упоминающие ‘хорошо бьющий’ язык, например: Кроме того, наш парень, наглый и очень бойкий на язык дома, совершенно меняется с чужими людьми (Трифонов).
Когда язык плохо вяжется, имеется в виду отсутствие бойкого языка, например: У меня язык плохо вяжется, но вы простите-с (Достоевский). Поэтому развязать язык (кому-либо) – язык развязался – (подробный анализ см. [Телия ред. 1995, 227-228]) характеризуют переход от намеренной или непреднамеренной сдержанности, молчаливости – к свободно текущей речи, например: «Дарья Александровна!» – сказал он, теперь прямо взглянув в доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается (Л.Толстой)[82].
Есть параллели бойкому языку в других языках, однако часто с иной внутренней формой. Так, по-датски можно сказать være godt skåret for tungebåndet – (разг.) иметь хорошо подвешенный язык (tungenbånd – подъязычная уздечка; то есть ‘быть хорошо зазубренным для подъязычной уздечки’); в армянском – lyzwi dag*in( osgor ‘ov, [ga (лезви так(ин) воскор п’уш ч’ка)- ‘у подъязычной кости колючки нет’; по-фински: liukas kieli – ‘скользкий язык’; по-венгерски: jól fel van vágva a nyelve, jól pereg (букв.: кружится, струится) a nyelve – у него язык хорошо подвешен; по-литовски – gerą (aštru) liežuvį turėti (galėti daug arba sąmojingai, geliančiai kalbėti) – хороший (острый) язык иметь (т.е. мочь много или остроумно, умело говорить); по-французски: il a la langue bien pendue / bien affilée – у него хорошо подвешен / отточен язык, il n’a pas sa langue dans sa poche ‘у него язык не в кармане’, langue dorée – ‘позолоченный язык’ (иронически: златоуст). В латинском языке иронический привкус имеют такие производные от lingua прилагательные, как linguātulus, linguātus, linguôsus. Испанское lenguaraz зафиксировано в словаре как ‘переводчик, знающий несколько языков’ и как ‘болтун; наглый, дерзкий’. В армянском: lyzwani (лезвани) – языкастый, бойкий на язык. В татарском тасма тел – краснобай (‘ленточный язык’), телчəн / телдəр – ‘говорун, острый на язык’, теллəнү – ‘краснобайствовать’, теллелəнү – ‘злословить’.
Нейтрален по-русски предикат хорошо владеть языком, с неспецифическим обстоятельством хорошо. Более богаты специфическими средствами
-223-
передачи этого качества речи через качества языка в нейтральном ключе другие языки. Так, в немецком лексикализованы нейтральные или возвышенные предикаты и эпитеты: Zungenfertigkeit – умение хорошо говорить (датское буквальное соответствие – tungefærdig – говорливый), ein gewandter Zungenschlag – ловкий удар языком (то есть ловко вставленное словечко), eine beredte Zunge – красноречивый язык; in Zungen reden – (высок.) говорить на (разных) языках, то есть быть полиглотом; geläufige (или gelenkige, fertige, flinke) Zunge – беглый (или гибкий, умелый, ловкий) язык. Английские аналоги: to have a glib (или ready, fluent) tongue – иметь бойкий язык. В таджикском имеем: бо забоне ошно будан – знать какой-либо язык, владеть каким-либо языком; забондон – знаток языка, забоновар – книжн. красноречивый (букв. язык приносящий); аз зери забон баровардан – ухищряться в красноречии при расхваливании кого-либо (а также: ‘понимать слова иносказательно’).
В арабском имеется довольно большое количество подобных дериватов, например: µ\€««Õ»£Ø (Тала:Кату л-лиса:ни) – красноречие (веселость, плавность речи), µ€« (ласанун) – красноречие, µ€« ласина (презенс µ€«Ã йалсану) µ€« (ласанун) – отличаться красноречием, быть красноречивым (но ср.: µ€« ласана (презенс µ€«Ã йалсуну) µ€« ласнун – злословить о ком-либо, поносить кого-либо – с другой огласовкой в презенсе и масдаре!); µ€«Ñ алсану (=µ€« ласинун) (ж. Æ\´€« лусна:’у) мн. µ€« (луснун) – красноречивый.
Наконец, английское to have a tongue in one’s head особенно уместно в обращении к человеку, молчащему, когда надо высказываться.
Предикаты группы лишения или неполной дееспособности языка приписывают языку разные семантические роли[83].
Первый случай: органического языка лишаются[84] (его теряют или просто не имеют) или полностью выводят из строя; везде при этом язык в объектной роли, а его владелец бывает обозначен подлежащим:
– из-за поражения мозга: Со второго щелчка / Лишился поп языка (Пушкин); человек теряет контроль над языком вообще, а не только над органическим языком;
– от чувств: Язык и ум теряя разом, / Гляжу на вас единым глазом: / Единый глаз в главе моей (Пушкин); Терять язык, абонемент / На бурю слез в глазах валькирий, / И в жар всем небом онемев, / Топить мачтовый лес в эфире (Пастернак);
– в результате интоксикации: Уж до того дошел, что язык пропил, слова путного сказать не умеет (Достоевский); Что жмешься? Где деньги спрятаны? Языка в тебе, шут, нету, что ли? Что молчишь? (Чехов);
– язык выводят из строя, особенно часто – проглатывают, вывихивают, ломают: «Как будто язык проглотил», – сказала она с досадой (Каверин): Лев Глево... Лев Глебович? Ну и имя у вас, батенька, язык вывихнуть
-224-
можно... (Набоков); «Послушай, ты, наглая птица!» – свирепо заорал столяр. «Довольно я ломал язык, полностью выговаривая твое проклятое имя!» (А.Волков)[85].
Ломают язык, когда небезукоризненно владеют языком или нарочно, когда с языком обращаются, как с игрушкой[86]: «О нет! Это может кто подтвердить!» – Начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе (Булгаков). Установить, преднамеренно ли ломают язык, не всегда удается. Например: Месяцев за десять совместной сидки он только научил Эрика ломаному русскому языку и поддержал возникшее в нем отвращение к голубым фуражкам (Солженицын). Если сам учитель говорил не на ломаном языке, то ученик просто недоучился; ломаным является язык только ученика. Если же учитель плохо изъяснялся по-русски (как это часто бывает вне метрополии), то ученики ничему другому и не могли научиться.
Экспериментаторский характер носят такие употребления: Язык, притупленный графит карандашный, / Не вытащить из деревянной оправы губ (Шершеневич); «Как так?»; А грудь стесняется – без языка – тиха: / Уже не я пою – поет мое дыханье – / И в горных ножнах слух, и голова глуха... (Мандельштам). Образ грудь без языка – свидетельство того, что язык как ‘дар речи’ полностью разошелся с органическим. На этом фоне более нейтрально звучит: Никому б не открыли наш заговор безъязыкие ивы, / Сохранила б молчанье одинокая в небе звезда (Есенин). Ивы без языка менее необычно, чем грудь без языка. И вполне нормально: Мы народ без языка, а из начальства свои на своего же доносить не станут (Достоевский).
Второй случай (каузация первого случая): язык отнимают или ограничивают в движении: Бешенство отняло на минуту язык у господина Голядкина-старшего (Достоевский); Изумление сковало мне язык (Достоевский); Так и нужно объясняться – некрасноречиво: гладкое красноречие неприлично при некоторых обстоятельствах, душевное волнение должно связывать язык (М.Чулаки)[87]. В возможности такого народная молва сомневается: Руки свяжут, язык не завяжут! (Достоевский).
Третий случай: язык сам отнимается, отказывает, подобно мотору автомобиля. Имеем следующие возможности:
ћ непосредственная причина не указывается, констатируется невозможность нормального функционирования органического языка [88]: Но слова гордого отныне / Не может вымолвить язык (Блок); Но, заметивши, что язык его не мог произнести ни одного слова, он осторожно встал из-за стола и, пошатываясь на обе стороны, пошел спрятаться в самое отдаленное место в бурьяне. Причем не позабыл, по прежней привычке своей, утащить старую подошву от сапога, валявшуюся на лавке (Гоголь); Я посмотрел ей в личико. Оно глядело так искренне, ясно и удивленно, что язык мой уже не мог выговорить ни одного слова (Чехов). Глагол онеметь в смысле
-225-
‘потерять гибкость’ (о руке, ноге, боках и т.п., на которых долго лежали, по-немецки в этом смысле говорят einschlafen ‘заснуть’), первоначально обозначал именно общую дисфункцию языка: От стыда даже язык онемел, кончик (Шукшин). Иногда больной язык является причиной дисфункции: «Вишь, как ругается!» – сказал парубок, вытаращив на нее глаза, как будто озадаченный таким сильным залпом неожиданных приветствий, – «и язык у нее, у столетней ведьмы, не заболит выговорить эти слова» (Гоголь);
ћ полный или частичный паралич языка, выходящего из-под контроля: Господин Голядкин остолбенел от изумления, и на время у него язык отнялся (Достоевский); Я думал несколько раз завести разговор с его превосходительством, только, черт возьми, никак не слушается язык: скажешь только, холодно или тепло на дворе, а больше решительно ничего не выговоришь (Гоголь); Миша не сказал более ни слова... Язык его заболтался и замер... (Чехов). Вариант этой разновидности – усталость или напуганность языка, а на самом деле – усталость или напуганность человека: Говор приметно становился реже и глуше, и усталые языки перекупок, мужиков и цыган ленивее и медленнее поворачивались (Гоголь); Даже напуганные усталые языки подсудимых успевают нам все назвать и сказать (Солженицын);
ћ неполная или полная утрата способности языка поворачиваться вокруг своего корня: Да, черт возьми, как-то язык не поворотился, и я сказал только: «Никак нет-с» (Гоголь); [...] а пьяный Каленик не добрался еще и до половины дороги и долго еще угощал голову всеми отборными словами, какие могли только вспасть на лениво и несвязно поворачивавшийся язык его (Гоголь); И вот знаю, как полагается говорить в таких случаях, а язык не поворачивается (Шукшин); Мы – уже на пределе: прибредились вот краснопогонники, язык во рту не ворочается[...] (Солженицын)[89]. И язык мой не вывернется сказать им то, что они заслужили (Солженицын). Вариантом этой разновидности является перифраз с творительным падежом: Правда, уж он едва языком ворочал (Достоевский); [...] затем что Семен Иванович и языком не ворочал, а как будто судорогой его какой дергало, и только хлопал глазами, в недоумении установляясь то на того, то на другого ночным образом костюмированного зрителя (Достоевский)[90]. Однако необычно такое употребление: Научи, как ворочать / Языком, чтоб растрогались, / Как тобой, этой ночью / Эти дрожки и щеголи (Пастернак). Видимо, здесь соединяются обороты (еле) ворочать мозгами / языком и поворачивайся = ‘будь проворней’[91];
ћ тело языка становится твердым, язык деревенеет или костенеет (“коснеет”): Она силилась еще что-то проговорить, но окостенелый язык ее не мог произнести ни одного слова (Достоевский); Он чего-то все просил долго-долго коснеющим языком своим, а я ничего не могла разобрать из слов его (Достоевский); Язык его приметно одеревенел (Достоевский); Он покачнулся и закричал коснеющим, пьяным языком: «Ребята! Не... немцев бить!» (Чехов)[92];
-226-
ћ язык становится сухим: Петр оживился – показал знак, чтоб они его приподняли, и, возведши очи вверх, произнес засохлым языком и невнятным голосом: «сие едино жажду мою утоляет; сие едино услаждает меня» (Пушкин); Будто отдирая присохший язык, закричал [...] (А.Н.Толстой); Язык-то не отсохнет... (Шукшин); в следующем примере сухость языка сочетается с потерей речевой способности и движения: Хотел кричать – язык сухой / Беззвучен и недвижим был... (Лермонтов);
ћ язык открепляется от своего обычного места во рту, отваливается (в вопросе с издевкой или в утверждении с отрицанием): Язык, что ли, отвалится? (Достоевский); Да я-то доложу: язык не отвалится (Достоевский); иногда отваливается, предварительно засохнув: Не отсыхает ли язык / У лип, не липнут листья к небу ль / В часы, как в лагере грозы / Полнеба топчется поодаль? (Пастернак);
ћ тело языка прилипает[93] или вязнет: Зашел, выпил косушку, спросил целовальника, много ли прибавляется пьяниц, но в это самое время увидел Аленку и почувствовал, что язык у него прилип к гортани (Салтыков-Щедрин); Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык как в грязь завязнул. (Гоголь); В минуту прощанья я отвел ее в сторону, чтоб сказать ей что-то ужасно важное; но язык мой как-то вдруг онемел и завяз (Достоевский). Иногда, прилипнув, засыхает и в таком состоянии и остается – ‘присыхает’: Я с дрожью в руках подошел к ней впритык, / Зубами стуча Марсельезу, / К гортани присох непослушный язык... / И справа, и слева / Я ей основательно врезал! (Высоцкий);
ћ язык становится короче, “усекается”, дает осечку, (впрочем, чаще осекается человек, чем язык): Вася так взглянул на него, что у Аркадия Ивановича сердце повернулось и язык осекся (Достоевский);
ћ язык делает неверное движение и, подобно ногам, спотыкается или заплетается: Тут от взглядов косых / горячо, как укол, / сбивается русский язык, / бормоча в протокол (Бродский); Язык его стал мешаться, и он пошел перескакивать с одного предмета на другой (Л.Толстой). Как и в случае других именований частей тела (он споткнулся ногой – нога его споткнулась, он задел рукой – рука его задела, он ослабел глазами – глаза его ослабели), допустим перифраз с творительным падежом: [...] заплетаясь языком от волненья, шепчет Петр (Л.Леонов)[94] (= язык его заплетается от волнения); Лучше ногою запнуться, чем языком (русская поговорка).
Четвертый случай: язык в форме творительного падежа, с предикатами неполной неспособности, типа бормотать, лепетать, где еле содержится в семантической структуре: Но козак чует, где друг, где недруг; прошумит ли пуля – валится лихой седок с коня; свистнет сабля – катится по земле голова, бормоча языком несвязные речи (Гоголь); В смятенье, в бешенстве немом / Она зубами скрежетала / И брату хладным языком / Укор невнятный лепетала... (Пушкин); В час безумья / мне кажется – еще нормален я, / когда давно Офелия моя / лепечет языком небытия (Бродский).
-227-
Глагол выговорить (совершенного вида) в значении‘произнести с трудом’, если употребляется без еле, сходен с бормотать и также относится к данной группе, например: «Постой, постой, – коснеющим языком выговорил я. – Кто, ты говоришь, вышел?» (Арк. Стругацкий).
Пятый случай: на органическом языке образуется болячка: «Типун вам на язык», – сказала вдруг княгиня Мягкая, услыхав эти слова. – «Каренина прекрасная женщина. Мужа ее я не люблю, а ее очень люблю» (Л.Толстой)[95].
Это ситуация, когда человек вновь обретает язык, дар речи, приходя в себя. Однако чаще в таких случаях употребляется не лексема язык, а слово или речь. Предикаты данной группы конструируются как антонимы или отрицания предикатов группы «временного нарушения речи». Примеры: Там отлипнет язык от гортани, / И не страшно, а просто смешно, / Что калитка, по-птичьи картавя, / Дребезжать заставляет окно (Галич). Очень необычно звучит следующее предложение: Итак, возвращая язык и взгляд / к барашкам на семьдесят строк назад, / чтоб как-то их с пастухом связать [...] (Бродский).
Предикаты «восстановления работоспособности языка» по своим свойствам зеркально повторяют предикаты «временной потери речи».
Сюда относятся обороты с общим значением ‘сдерживание языка’, или ‘намеренно не говорить’, недаром верно, что Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и шестьдесят лет, чтобы научиться держать язык за зубами (Фейхтвангер). Об удержании от речи говорят предикаты: держать (свой) язык за зубами (или на привязи), (по)придержать (свой) язык, прикусить (себе) язык, проглотить (только свой) язык, укоротить (себе или другому) язык. Например: Держи собаку на цепи, а язык на семи! (Л.Леонов). Глагол держи может даже отсутствовать в тексте: ср.: «Тссс...» – сказал я приятелям. – «Язык за зубами!» (Чехов), где предикат однозначно восстанавливается, а язык интерпретируется как объект, а не субъект (в отличие от: Враг за стеной!)[96]. Обороты с данной внутренней формой чрезвычайно распространены в различных языках[97]. Отрицательной характеристикой человека является выражение не сдержан (не воздержан) на язык, например: [...] но не возьму я в толк, / зачем он так не сдержан на язык (Бродский).
Глагол держать в данном употреблении семантически близок не только глаголу удерживать / сдерживать (в каком-то пространстве), но и хранить, как деньги в чулке (в обоих случаях – метафора container, сочетающая ‘сдерживание’ с ‘содержанием’ [Lakoff, Johnson 1980]), например: Оба – спецы по винам. / Торгуют из-под полы / И спиртом и кокаином. /
-228-
Не беспокойтесь! У них / Язык на полке. / Их ищут самих / Красные волки (Есенин). Менее обычное употребление: С гаражу я прихожу, / Язык за спину завожу / И бегу тебя по городу шукать (Высоцкий). Здесь сочетаются сразу несколько образов: спрятать язык (как букет цветов, скажем, для того, чтобы тот, кому их дарят, не сразу их увидел), подвязать язык за спиной, как кончики шарфа, чтобы он не мешал бегать, и язык – как крылья за спиной.
Если не получается удержать язык, его приходится покалечить, например, укусить (у Пушкина даже закусить: Громко крякнул, но одумался / И в молчаньи закусил язык) или прикусить. Последнее – своеобразный способ фиксировать язык на месте, подобно тому, каким белье к веревке прищипывают специальными прищепками, чтобы оно не улетело. Прикусывают язык и нечаянно, и преднамеренно – профилактически или чтобы наказать себя за болтливость. Пример профилактического прикусывания: Николая Сергеича она боялась и при нем всегда прикусывала язык (Достоевский). Пример нечаянного прикусывания, без переносного смысла: Он (нечаянно) больно прикусил язык и не может говорить.
В следующем тексте смысл первого предложения неясен, пока мы не увидим продолжение: Колдунья прикусила язык. Действительно, что требовать с Билана, когда она сама, волшебница, с детства привычная ко всевозможным хитростям и уловкам, попалась в такую простую ловушку! (А.Волков). Возможна и двойная интерпретация: Руф хотел спросить у провожатого, много ли таких страшных зверей у них в стране, но вспомнил недавний урок и прикусил язык (А.Волков): прикусил язык от удивления или чтобы не проговориться. Такой образ реализуется и в игре слов: Крепче всех держит язык за зубами тот, кому их выбили (Мелихан).
Тем не менее, по-русски предикат прикусить язык менее типичен в описании наказания себя за содеянное, чем профилактики[98]. В других языках не совсем так. Так, в немецком sich (D) in die Zunge beißen, X. würde sich (D) lieber die Zunge abbeißen, als ...; sich auf (или in) die Zunge beißen передают скорее обе идеи; английское to bite one’s tongue off имеет в виду досаду на болтливость; ср. также латышское iekost mēli, литовское liežuvį prikąsti, итальянское mordersi la lingua, французское se mordre la langue, а в знак раскаяния – se mordre la langue d’avoir parlé; испанское morderse la lengua; татарское телеңне тешлə (от теш – ‘зуб’; тешлəү – ‘кусать’) ‘прикуси язык, держи язык за зубами!’.
Этот семантический перенос, когда речь сдерживают, покалечив язык, – реминисценция казни, существовавшей еще в древности, когда язык вырезали, урезали, вырывали изо рта: Да отрежут лгуну его гнусный язык! (Булгаков); Бог Нахтигаль, дай мне судьбу Пилада / Иль вырви мне язык – он мне не нужен (Мандельштам)[99].
Совсем экзотичным является такой способ отказа от языка, как во французском: jeter (donner) sa langue aux chats (aux chiens) ‘бросить (отдать) свой язык кошкам (или собакам)’, то есть отказаться разгадать что-либо.
-229-
Наконец, вне репрессий употребляется французская же поговорка: il faut tourner sept fois sa langue dans sa bouche avant de parler‘следует семь раз повернуть свой язык во рту перед тем, как говорить’, то есть: надо хорошо взвесить свои слова перед тем, как что-либо сказать (ср. русское семь раз отмерь, а один отрежь, где язык не упоминается).
Язык в образе «удержание языка» является непосредственным виновником речи, зачинщиком розни и недовольства, за что и несет наказание.
Болтливый язык в еще большей степени персонаж, что-то вроде слуги человека. А болтливый человек – эллипсис для более полного (но реально по-русски невозможного) выражения болтливый языком человек[100]. Виновником болтливости является:
ћ владелец языка: развязать язык(и)(свой язык, а не чужой), распустить язык, чесать (мозолить) язык, дать волю языку[101], (болтать, трепать, чесать язык / языком, молоть (и даже иногда строчить и колотить) языком; например: Она жалела, что распустила язык и ввела в соблазн несдержанного Страшилу (А.Волков)[102];
ћ сам язык (предикат часто бывает производным от предиката предыдущей группы) – язык развязался (развяжется), болтает(ся) (немного особняком стоит язык чешется); например: Глаза все же подсматривали и языки болтали (Набоков)[103]. При этом происходит семантический перенос: ослабеть глазами – глаза ослабели, поскользнуться левой ногой – левая нога поскользнулась[104];
ћ неведомая или мифическая сила, вытягивающая язык за пределы зубов, за которыми язык следовало бы держать (см. выше): дернуло за язык, черт дернул за язык (то есть «угораздило сказать», что упоминается с неодобрением и досадой: ведь слова «жертвы» «невольно оборачиваются неприятностями для кого-либо» [Телия ред. 1995, 233-234]), тянуть за язык. В последнем случае как бы никто и не виноват. Например: И кто меня, дурака, за язык тянул? (Высоцкий); Черт их за язык тянет, с раздражением подумал он, отталкивая от себя листок (Стругацкие).
Вопрос Кто тебя за язык тянул? является риторическим: это упрек в болтливости. В предложении с отрицанием Я его не тянул за язык (Лагин) также скрыто утверждение: ‘он сам проболтался’. С выражением же Его все время надо тянуть за язык связана ситуация неразговорчивости. Аналогично в других языках, например в литовском: už liežuvio traukti (versti kalbėti) ‘тянуть за язык (заставлять говорить)’.
Болтливый, свободно болтающийся, язык – символ многословия также и в других языках[105]. Более экзотичное выражение язык чешется указывает не на болтовню, а на неудержимое желание (зуд, сродни тому, когда руки чешутся, то есть рвутся в бой) рассказать что-либо, например: Когда меня знакомили с Хрущевым в 1962-м году, у меня язык чесался сказать:
-230-
«Никита Сергеевич! А у нас ведь с вами общий знакомый есть» (Солженицын); Ты уж козыряй своего, как ты свому-то полный хозяин, а в языке зуд (Л.Леонов). Странно звучало бы при этом истолкование хотеть проболтаться. Аналогичное есть в латышском viņam mēle niez to pateikt – у него язык чешется (ему не терпится) это сказать, в литовском liežuvį niežėti (negalėti iškęsti nepasakius) – испытывать зуд языка (не мочь терпеть, чтобы не сказать); в татарском тел кычыта – язык чешется, зуд в языке.
Устранение такого зуда интерпретируется как сплетни, злословие и т.п., отсюда русское язык чесать (примеры даны выше), в других языках передаваемое без образа почесывания: в финском piestä kieltään – чесать (трепать) языком; päästää kielensä valloillen – распустить язык, дать волю языку, высказаться прямо; kieliä – 1) передать, наябедничать, фискалить, 2) выдать, сообщить (что-либо о чем-либо); в немецком die Zunge wetzen – букв. поточить язык, как чистят клюв птицы (ср. русское точить лясы).
Меньше представлен в разных языках образ мелющего языка, избитая метафора языка как жернова: например, в литовском liežuviu malti – букв. молоть языком, то есть болтать пустяки (niekus plepėti). Зато можно найти другие образы, для русского не характерные: в латышском – viņam mēle šaudas kā atspole – у него язык работает, как челнок; во французском – la langue va où la dent fait mal – букв.: язык идет туда, где болит зуб, то есть (это поговорка) у кого что болит, тот о том и говорит; в армянском – lyzwin dal (лезвин тал) – букв. ‘язык дать’ (dal – полувспомогательный глагол). Своеобразен следующий татарский оборот: тел белəн тегермəн тарттыру (букв. ‘языком мельницу заставлять крутиться’) – молоть языком, то есть хвалиться, бахвалиться.
Отметим также несколько способов реализации образа болтливости, по-русски представленных только маргинально или не представленных вовсе.
ћ В русском языке нет эквивалента немецкому das Herz auf der Zunge tragen ‘носить сердце на языке’, то есть ‘быть откровенным’ (ср. в латышском: kas uz sirds, tas uz mēles ‘что на уме, то и на языке’). Этот оборот близок к русскому что на уме, то на языке, но в нем фигурирует не ум, а сердце[106]. В эту же группу входит и немецкое sich (D) die Zunge verbrennen – «обжечь себе язык», обмолвиться, оговориться, сболтнуть лишнее.
ћ Своеобразны: латышский оборот trīt mēli gar X (‘тереть язык об X-а’) ‘перемывать косточки X-у’ и французский un coup de langue (‘удар языком’) ‘колкость’.
ћ Русских дериватов от основы язык с данным употреблением нет: глагол языкатить не нормативен, не так в других языках[107].
В том же, что относится к русскому образу, можно сказать, что человек с болтающим языком уподобляется бесхарактерному мягкотелому барину, который не может найти управы на своего раба.
Назад | Начало статьи | Дальше