В данном разделе остановимся на вопросе о процедурных свойствах интерпретирования. Эти свойства объяснимы, если принять гипотетический характер каждого шага интерпретирования (интерпретация – выработка ожиданий), а также разнородность операций, составляющих процедуру. Эти факторы приводят, в своей совокупности, к возможности рекурсии по ходу интерпретации – к "реинтерпретации".
Выше говорилось уже о том, что интерпретирование связано с выдвижением гипотез. Даже сам результат интерпретации – более или менее правдоподобная гипотеза, предпочтительная на фоне остальных предположений. В рамках процедуры интерпретации каждый промежуточный шаг связан с выдвижением или опровержением гипотез: так, читать текст – значит модифицировать, шаг за шагом, "исходный индекс" (в смысле работ [T.Ballmer 1981], [L.Apostel 1980]), приписываемый интерпретатором с самого начала последовательности "текстовых действий" [L.Apostel 1980, с.233]. Предвосхищение смысла первого слова предложения, в частности, возможно до появления самого этого слова или предложения в поле зрения интерпретатора целиком [Ризбек 1975, с.97]. Такое предвидение, иногда и не подтверждаемое текстом, можно назвать, вслед за психологами (например, см. [Найссер 1976]), ожиданием, или экспектацией.
Итак, каждый промежуточный шаг интерпретирования выглядит как ожидание. Это значит, что на каждом шаге имеются, как минимум, объекты ожидания (то, относительно чего выдвигаются гипотезы) и основания для этих ожиданий, более или менее веские.
Объектами ожидания могут быть весьма разные сущности: собственно текст, следующий за конкретным его отрывком, не исчерпывает
-102- всего набора объектов ожидания, иначе при чтении человек преследовал бы единственную цель – предугадать, какие слова, а не какие мысли последуют далее. К объектам ожидания, кроме прочего, относятся предполагаемые намерения, знания (мнения) автора, скрытые за его речами. Ведь мы приписываем другим мнения, основываясь отчасти и на своих собственных интерпретациях того, что уже услышали от этого автора или о нем. Дальнейшее поведение говорящего может проявлять его мнения, – но только при том условии, что интерпретатор успел сформировать собственные ожидания этих мнений [J.J.C.Smart 1982, с.11]. Аналогичное верно и для гипотез об информированности автора: при интерпретировании подтверждаются или опровергаются гипотезы о знаниях автора речи, имеющие отношение к речевому поведению и затрагивающие адресата [P.Charaudeau 1983, с.24].Одним из объектов ожиданий является степень соответствия намерений автора его же речам. По П.Шародо, более того, интерпретация – это всегда гипотеза о том, что сказанное соответствует намерению говорящего, т.е. всегда дает явное представление о намерениях [P.Charaudeau 1983, с.24], или, иначе говоря [P.Charaudeau 1983, с.84], интерпретирование – это гипотеза о процессе передачи адресату данных о намерениях автора. Против этого можно возразить: разве всегда говорящий стремится к проявлению своих скрытых намерений? {Note 1}
{Note 1. П.Шародо считает, по-видимому, что даже тогда, когда пытаются скрыть истинные намерения, на самом деле стремятся к тому, чтобы предъявить неистинные намерения, – вот они-то прозрачно и подаются в речевом оформлении. Речь же может "отомстить" такому двоедушному говорящему – отсюда так называемые "фрейдовы оговорки" [S.Freud 1901] и просто запутанность в изложении. Такое уточнение, спасая тезис об однозначности, переносит усложнения в плоскость "глубинных намерений".}
В более общем виде первая характеристика ожиданий – набор объектов – охватывает: 1) объект последующей интерпретации, сам текст, 2) внутренние миры автора (когда интерпретатор полагает, что автор искренен, таких миров – один, в противном же случае их столько же, сколько "эшелонов намерений" предполагается у говорящего его интерпретатором) и 3) внутренний мир интерпретатора, в том виде, каким, как думает адресат, он представляется автору речи (т.е. дважды преломленное представление интерпретатора о себе самом).
Вторая характеристика ожиданий – их обоснованность – коренится в этих трех видах объектов и оценивается, исходя из постулата о связности: в намерения автора входит построить связный текст. Если,
-103- в оценке интерпретатора, связность текста нарушена, то интерпретатор часто берет вину на себя, полагая, что неправильно истолковывал текст (основывался на недостоверной базе знаний, отдавал предпочтение недостойным гипотезам об интерпретации и т.п.). Масштаб правильности интерпретации [K.Morik 1982, с.155-161] проявлен в реконструкции связности для конкретного текста: если текст никак не поддается внутренней доработке и его интерпретация не получается связной, а интерпретатор исчерпал свои внутренние ресурсы (терпение при интерпретации – далеко не последняя по важности величина), – только тогда отказываются от дальнейших попыток осмысления. Таким образом, ожидания основаны на самом объекте (тексте), на внутреннем мире автора (в представлении интерпретатора) и на внутреннем мире интерпретатора (в двойном преломлении интерпретатора) {Note 1}.{Note 1. Вполне возможен случай, когда говорящий намеренно хочет заставить своего адресата отказаться от определенных ожиданий, – т.е. “подрыв оснований” для ожиданий. Примером может служить употребление местоимений в египетском варианте арабского языка [M.Eid 1983, с.288], когда обычно опускаемое личное местоимение (как и в разговорном испанском) употребляется в позиции субъекта только для указания на то, что отлично от естественного, рутинного предположения адресата (т.е. отлично от ожидаемой автором реакции адресата).}
Выступая в роли "свидетелей подтвердившихся ожиданий", названные три типа объектов не изолированы друг от друга {Note 1}, а входят во взаимоотношения круговой поруки. Но это не дает еще оснований считать интерпретацию текста стройной теорией (ср. концепцию [Metzeltin, Candeias 1982, с.17-20], согласно которой интерпретирование всегда является построением теории, с последующим опровержением или подтверждением ее). В отличие от настоящей теории, обыденная интерпретация речи, как правило, неэксплицитна, а подтвержденность или опровергнутость в ней далеко не так часто, как в научном литературоведении, бывают окончательными и обжалованию не подлежащими: об этом свидетельствует явление реинтерпретации. Отсутствие реинтерпретации в рамках одного и того же эпизода понимания отличает обыденное интерпретирование от методического приема в литературоведении (ср. также [S.Fish 1980], [H.Goettner 1979, с.102], [S.J.Schmidt 1983a, с.256]).
{Note 1. М.Халлидей [Halliday 1984, с.8] различает два вида ожиданий относительно того, как в речи говорящего используются ресурсы языка, – а именно: 1) гипотезы о жанре, или "регистре" речи и 2) гипотезы о структуре текста (о "текстуре"). В этом одно из проявлений взаимосвязанности названных категорий. Полагать, что нечто сказывается в данном конкретном жанре, – значит не только оценивать сам текст, но и учитывать (или выдвигать гипотетические суждения о таком учете), что автор, действительно, владеет данным жанром.}
-104-В обыденной речи под переосмыслением понимают тот случай, когда под давлением различных обстоятельств интерпретатор отказывается от одного взгляда на смысл речи и решает для себя, что будет дальше по-иному истолковывать эту же речь, с возможными неприятными для себя и для остальных последствиями: отказ от прежних оценок, от сделанных уже выводов, от планов, ожиданий и т.д. бывает очень драматичным и сродни экономическому краху. Термин смысл вполне укладывается в такое представление о переосмыслении, когда отказываются не только от языкового значения (и даже часто не столько от него) и не просто от речевого значения (от актуализации языкового значения в речи), но именно от сиюминутной реализации речевого значения, в его ситуативной привязанности к конкретным собеседникам.
Реинтерпретация в той степени недраматична, безобидна, в какой совместима [L.Apostel 1980, с.238] с предшествующими речевыми реакциями интерпретатора: после длительного поддакивания последний может свое недоумение (а это внутренний индикатор того, что следует переосмыслить сказанное раньше) выразить мимикой, восклицанием (Подождите, а разве вы не сказали, что...) и т.п. Наименее же осознается реинтерпретация, когда не подтверждается какое-либо ожидание локального характера или когда ожидают с ненамного большей вероятностью, что далее будет сказано одно, а не другое (когда сопоставительная оценка вероятности не подтверждается). В последних случаях говорить о "переосмыслении", в обыденном понимании этого слова, трудно. Поэтому примем термин "реинтерпретация" как наиболее общий, а "переосмысление" как частный, случай "глобального реинтерпретирования" (в отличие от локального).
Промежуточное положение между локальным и глобальным реинтерпретированием занимает реакция на высказывание, оцениваемое (после того как понято) как неинформативное [K.Mudersbach 1984, с.238]. Если высказывание содержит неинформативную часть – в силу противоречия, избыточности или тавтологии, – интерпретатор, стремясь к максимальному использованию сказанного, может задаться вопросом: "А не таится ли за этим какой-либо скрытый замысел? Не намек ли это?" Например, предложения, начинающиеся предикатами знания, типа Я полагаю, что..., Мне кажется, ... и т.д., сначала воспринятые как избыточные, могут далее переосмыслиться так: "А ведь действительно, эту информацию мне подали как не абсолютно достоверную; может быть,
-105- хотят, чтобы я привел доводы против?" И чем раньше наступает такое просветление, тем менее драматична реинтерпретация.Мы предполагаем, что главными объектами реинтерпретации являются ожидания: как частный случай интерпретации, "реинтерпретация" имеет гораздо более узкий диапазон действия.
Интерпретирование (а это сложное действие) представимо как взаимодействие элементарных операций, далеко не всегда протекающее в виде смены действий, не перекрывающихся во времени между собой и исключающих параллелизм операций. С процедурной стороны интерпретирование можно рассматривать и с точки зрения этапности (соотнося каждый этап с уровнем объекта интерпретации), и с точки зрения состава операций, которые, переплетаясь, т.е. сложно взаимодействуя между собой, создают этапы или иллюзию их. Подчеркнем здесь, что, вообще говоря, уровень объекта интерпретации (скажем, уровень языкового выражения – фонему, морфему, слово, словосочетание, предложение и т.д.) не обязательно прямым образом соотносить с этапом интерпретации: такое прямое соотнесение означало бы, что объект интерпретации в той мере является объектом вообще, в какой он доступен именно данному конкретному виду интерпретирования. Между тем число видов интерпретации, по нашему предположению, неограниченно, а количество уровней языкового выражения, видимо, конечно.
Представляется, далее, что разграничивать в качестве элементарных некоторые операции интерпретирования можно только условно, в методических целях: доказать, что эти же операции упорядочены во времени, можно, только прибегнув к дополнительным исследованиям психологического порядка {Note 1}.
{Note 1. Так, К.К.Огден и И.Ричардс [Ogden, Richards 1927, с.209-210] выделили в качестве отдельных стадий распознавание (это бессознательная интерпретация звуков как первичных знаков) и опознание звуков как слов (бывает осознанным или неосознанным), однако неясно, можно ли операции считать стадиями, соотнесенными во времени. Когда Л.Витгенштейн пишет, что, интерпретируя, он "...переходит с одного уровня своей мысли на другой" [L.Wittgenstein 1934/69/74, с.88], то тем самым он предполагает возможность доказать наличие этапов во времени, но нужного доказательства так и не дает.}
Другое дело, что интерпретатор следует за развивающимся во времени текстом: если показать интерпретацию, как при замедленном воспроизведении кинофильма, то выявится, что она "в некоторой степени
-106- следует за той последовательностью, в которой одни слова сменяют другие" [A.Gardiner 1932, с.243]. Однако такой принцип "слева направо" не равносилен положению о том, что переход с одного уровня интерпретации на другой всегда совершается во времени, представляя переход от одного вида интерпретации к другому. Один вид интерпретации, действительно, может быть предпосылкой для другого вида, но это вовсе не означает, что, скажем, от одного вида интерпретации целого объекта (скажем, текста) переходят к другому виду только после того, как получен целый и полный результат в рамках исходного вида. Так, даже полагая, что текст интерпретируется через значение предложений, в него входящих [Звегинцев 1980, с.16], вовсе не обязательно считать, что интерпретацию всего текста мы получаем всегда только после того, как прочтено последнее предложение, и что не бывает интерпретации текста на основе только части прочитанного. Взаимосвязь принципа "слева направо", положения о гипотетичности каждого из этапов интерпретации и отказ от универсальности принципа развертывания интерпретации во времени (когда одни операции представляются как сменяющие другие и исключается параллелизм операций), таким образом, очевидна.Поэтому теории, в которых говорится о смене этапов, или "шагов", требуют дополнительного доистолкования {Note 1}. Во всяком случае, было бы абсурдно считать, будто каждый последующий шаг начинается только после того, как проинтерпретирован (на всех предшествующих этапах) целый текст.
{Note 1. Например, в работе [K.J.Holyoak 1982, с.123] принимается, что интерпретация состоит из следующих шагов: 1) строят мысленное представление для основы текста, в результате умозаключений, исходя из буквального значения, 2) те или иные "намеки" в тексте, далее, наводят читателя на мысль о скрытых линиях изложения, 3) после этого читатель получает предварительную картину, отражающую, гипотетически, опорные моменты текста (то, о чем, в первую очередь, хотел высказаться автор текста), 4) устанавливаются связи между опорными моментами текстовой основы и частными целями текста, которые приводят к представлениям об общей архитектонике текста, с общим замыслом и характеристикой достижимости этого замысла.}
Именно как виды операций, а не их последовательность различаются в работе [C.Fuchs 1983, с.30] следующие плоскости интерпретации: 1) выбор элементов содержания, 2) их подразделение и упорядочение, 3) использование их в рамках операций высказывания {Note 1}.
{Note 1. Читатель, с самого начала стоящий на позициях автора и добросовестно пытающийся понять его, возможно, следует той схеме, которая предлагается в книге [M.Hoey 1983, с.170-171]: 1) начало интерпретирования инициируется автором с помощью первого же предложения, значения которого регулируются ожиданиями культурологического порядка, а также навязываются самим заглавием текста (когда интерпретируется, скажем, литературное или иное письменное сообщение); 2) формируются ожидания относительно последующей информации; они могут быть приближенно описаны в виде вопросов; 3) предложение, следующее за данным, воспринимается тогда как возможный ответ на такие вопросы; если этого не происходит, читатель переформулирует вопросы; когда же невозможно и это, читатель предполагает, что предложения не соотнесены между собой и ищет связующих отношений в другом месте текста. Следует, однако, предостеречь от буквального понимания термина вопрос в такой концепции: здесь имеется в виду “поисковая проблема”, т.е., в конечном итоге, экспектация с незаполненным элементом; таким образом, последующие действия интерпретатора связываются с заполнением недостающего не только и не столько в читаемом тексте, сколько в получаемой последовательности ожиданий.}
-107-Наш скепсис по отношению к упорядоченности операций справедлив для семантического и прагматического аспектов. С синтактической же точки зрения, интерпретация текста как последовательность операций, а именно, в рамках принципа "слева направо", т.е. как продвижение по тексту с минимальным возвратом, более правдоподобна. Так, по [Lockman, Klappholz 1983, с.59], автоматический анализатор должен выполнить следующие шаги: 1) текущее предложение получает синтаксическую интерпретацию (например, в виде дерева НС, дерева зависимостей и т.п.), т.е. представляется как иерархия распознанных элементов предложения; 2) вместо лексических единиц в иерархическую структуру подставляются толкования, взятые из словаря; 3) интерпретируется фрагмент, получаемый в результате добавления текущей анализируемой части к уже проинтерпретированному тексту. Такой процесс выглядит как анализ "снизу вверх". Однако стоит только попытаться воплотить такую концепцию в виде процедур обработки текста на ЭВМ, как немедленно обнаружится чрезмерный ее схематизм. Так, уже первый из этих этапов – построение синтаксической структуры предложения – нелегко осуществить, когда в данное предложение входят анафорические элементы, антецеденты которых были в том же тексте названы значительно раньше.
Несколько более содержательным представляется подход так называемого "последовательностного анализа" [H.-G.Soeffner 1982, с.16-18], где опять-таки, тем не менее, процесс интерпретации рассматривается как смена процедур, а именно, следующих: 1) интерпретируется первый акт взаимодействия, когда реконструируются объективно возможные значения; 2) результаты первого шага включаются в реальный контекст (устанавливается, возможно ли такое включение для данного
-108- объекта интерпретации); 3) результаты первого и второго шагов приобретают статус внутреннего контекста для последующих актов взаимодействия с объектом интерпретации; 4) объектом интерпретации становится сама смена актов, т.е. последовательность, в которой нечто излагается в тексте. Такая интерпретация дает реконструкцию некоторого объективно данного возможного мира из общественно-обусловленного "космоса" (набора возможных миров, допустимых общественными установлениями), а также принципы его построения и основания для выбора того, а не иного возможного мира, коренящиеся в структуре общения и в истории общества. И такое представление, на наш взгляд, можно увязать с принципами "слева направо" и параллельности выполнения действий при интерпретировании. Но и эта схема слишком далека от реализации в рамках модели понимания.Мы считаем, что, даже когда для процедуры интерпретации предлагают схему типа: "на входе имеем то-то, а на выходе – то-то", – соответствующие операции должны рассматриваться лишь как частично совпадающие во времени. Впрочем, не мы первые так считаем, ср. [Li, Thompson 1978, с.90-97]. {Здесь мы опускаем схемы процедуры, сопоставляемые в оригинале.}
-109- -110-Итак, интерпретирующий механизм не ограничивается знаниями о языке, он внеположен собственно грамматике языка и обслуживает более широкий класс задач, чем грамматика, не заменяя и не дублируя грамматических правил.
Назад | Начало книги | Дальше